Борис Фёдоров - Борис Ельцин. Воспоминания личных помощников. То было время великой свободы…

– А о чем, не помните?

– Что-то такое о роли партии в сокращении сроков строительства и повышении его эффективности. Хорош бы я был сейчас с таким научным багажом!

Впервые Борис Николаевич принимает коллегу из союзной республики не в Белом доме, а в Кремле. Это приподнимает его государственный статус до горбачевского и указывает Кравчуку на его политический провинциализм. Психологический эффект Кремля срабатывает – гость подавлен величием Большого Николаевского дворца и парадных залов, примыкающих к личным покоям императора Николая II, именуемым «собственной половиной». И хлопцы из его свиты тоже под впечатлением. Правда, те ведут себя как селяне, впервые оказавшиеся в столичном ресторане высшего разряда – с испугом и показным безразличием: «Воно нам треба? Та бачили ми i пошжарнее!». Но Кремль – это Кремль, а его Хозяин – почитай, что властитель 1/6 части суши! Не захочешь, а склонишь голову.

Ельцин с Кравчуком, едва поздоровавшись, удаляются для разговора с глазу на глаз. Для членов делегаций, не успевших позавтракать, здесь же, возле царских апартаментов, устроен фуршет. Желающие могут выпить чай-кофе и отведать кремлевскую выпечку с бутербродами. Желают в основном гости. И это понятно – они вылетели из Киева ни свет ни заря, а из дома вышли, поди, еще ночью. Вокруг накрытого белой скатертью большого стола не протолкнуться.

Можно подумать, будто Кравчук привез с собой всех своих министров и половину депутатов Верховной рады.

Когда мы с Дмитрием Рюриковым, помощником Ельцина по международным делам, входим в зал, украинские сановники, видимо, решив, что мы технический персонал российского протокола, никак не реагируют на наше появление и продолжают, жуя, обсуждать какие-то свои проблемы. Разговор ведется на русском. Похоже, этот язык, как средство коммуникации, для них и привычнее, и понятнее. Но вот в зал входит генерал Павел Грачев, председатель новоиспеченного Государственного комитета России по оборонным вопросам. Он у нас фигура публичная, в последнее время часто мелькает на телеэкранах. Не удивительно, что гости сразу узнают героя августовских событий, а, узнав, отчего-то сразу переходят на рщну мову. Чувствуется, не всем из присутствующих она дается легко.

– Здорово, тезка! – не знаю почему, но у нас с Грачевым как-то само собой сложились неформальные полуприятельские отношения. – Говорят, ты в кабинете у Берии сидишь, это правда?

– Чистая правда.

– Там и на самом деле все осталось, как было при нем? – и, получив утвердительный ответ, высказывает уже измучившую меня просьбу: – А можно зайти посмотреть?

Хочешь – не хочешь, приходится проявлять гостеприимство:

– Милости просим! В любое не занятое обороной Родины время!

– А давай сразу после этих переговоров?

Переговоры затянулись до сумерек. Признаться, я чертовски устал за этот день, но не нахожу подходящего повода, чтобы отложить генеральский визит. Одна надежда, что он не будет слишком долгим. В конце концов, и у меня, и у него завтра напряженный рабочий день, поэтому не хотелось бы засиживаться тут до полуночи. Выспаться бы.

Грачев стоит в дверях бывшего кабинета Берии и внимательно осматривает интерьер. Далее следует первый и он же самый главный вопрос: «И с тех пор здесь действительно ничего не менялось? Все как при нем?», после чего садится за дубовый письменный стол, елозит по кожаному креслу, видимо, пытаясь ощутить своим задом то, что чувствовал зад Лаврентия Павловича, и щелкает выключателем лампы с зеленым абажуром.

– А там у него что? – я уже перестал удивляться тому, что гости говорят «у него», а не «у тебя». – Наверное, комната отдыха? Пойдем, посмотрим.

Далее все по типовому сценарию – диван, туалет, предложение выпить. Чувствуя непреодолимое желание поскорее отправиться домой, иду на хитрость:

– Я бы с удовольствием, да нет у меня никакой выпивки. Закончилась.

И эта незатейливая уловка оказывается ошибочной по своей сути. Надо было сказать, что вообще не пью. Или что болен, что у меня язва. А еще лучше не язва, а какая-нибудь сугубо мужская болезнь (такой диагноз рождает большее сочувствие) и я как раз сейчас принимаю антибиотики, которые никак не сочетаются с алкоголем. В любом случае, «закончился» – не лучшая из моих отговорок, потому как гость реагирует на нее многообещающим жестом: мол, не дрейфь, тезка, для нас это не проблема!

– Позвони на Знаменку и распорядись, – ординарец Грачева вскакивает и выходит в приемную исполнять приказ командира. – Ты что, Паша, забыл, что мой штаб, можно сказать, прямо напротив Кремля? Мы же с тобой соседи!

Через полчаса или чуть более того в кабинет входят два полковника с коробками в руках. В одной весело позвякивает стеклянная тара, из другой оружейными стволами торчат разнокалиберные палки колбасы.

– Да, братцы мои, никогда не думал, что буду выпивать в кабинете самого Берии!

На журнальном столике напротив дивана накрыт военно-полевой дастархан – литровая бутылка виски, минеральная вода, большая банка зеленых маринованных помидор, а на тарелочках два рукотворных террикона грубо порубленной колбасы. Генерал с ординарцем-полковником настроены по-боевому, а потому любые напоминания о завтрашних трудовых буднях воспринимаются ими как недостойное малодушие. Приходится соответствовать – сижу, пригубляю понемногу, отвлекая внимание генерала россказнями про кремлевские страхи и привидения. Но его, десантника, да к тому же еще и «афганца», ими трудно пронять. Даже как-то обидно. Все ж таки я все это не из пальца высосал – что-то рассказал комендант, тоже, кстати, генерал, а чему-то я и сам был свидетелем. Вот, к примеру:

– Представь себе: поздний вечер, верхний свет в кабинете погашен, шторы опущены, горит только настольная лампа…

– Погоди! Давай для храбрости сначала по рюмочке, после продолжишь. Эх, хороша! Так говоришь, горит только настольная лампа? А ты что в это время делаешь?

– Не помню. То ли пишу, то ли читаю, неважно. В общем, сижу за столом. Слушай дальше: поднимаю глаза – он стоит в дальнем углу!

– Кто? Борис Николаевич?

– Берия! Лаврентий Павлович!

– Фу-ты, господи, я-то думал, – привидение шефа НКВД явно не леденит привыкшую к опасностям солдатскую душу. – Ну, стоит он в углу, и что с того? Перекрестился, плюнул трижды через плечо, маму родную помянул, – и страхам твоим пришел конец!

Грачев – первый экскурсант, которого не пронял мой рассказ про привидение Берии, время от времени появляющееся у меня в кабинете. Чем же таким его еще удивить?

– Ты, ваше превосходительство, напрасно иронизируешь. Была б на то моя воля, я бы для всех, кто работает в Кремле, установил сокращенный рабочий день и, может быть, приплачивал за вредность. Потому что здешняя обстановка давит на психику. Она некомфортна даже в мелочах. Вот тебе пример: мой секретарь.