Олег Табаков - Счастливый билет. Моя настоящая жизнь. Том 2

Ничего подобного спектаклю Андрея Дрознина и Кости Райкина «Прощай, Маугли!» сказать спустя тридцать лет и три года я не могу. Зато могу дать свидетельские показания. Васька Мищенко, нормальный хлопец, изображая вожака стаи волка Акелу, взбегал вертикально вверх по черной стене зала Подвала на высоту минимум метр пятьдесят. Наверное, иногда и чуть больше. «Это факт, а не реклама», – как говорила очень старая Бабушка Принцкер из пьесы Васи Аксенова «Всегда в продаже».

Далее, так или иначе, хотим мы этого или не хотим, но мы должны как-то, наверное, дефинировать: ну что ж такое эти вот последние девять или десять лет абсолютного заполнения зрительного зала подвального театра. На разных широтах, в разных странах. В залах-тысячниках. Подвал – это, наверное, единственный в своем роде театр по собираемости зрительного зала. Я сейчас говорю исключительно о собираемости зрительного зала и ни о чем другом. Как категории, характеризующей театр как театрально-зрелищное предприятие. Ведь предприятие имеет смысл только тогда, когда его продукция пользуется реальным спросом. К примеру, первую редакцию книги «Моя настоящая жизнь» переиздавали несколько раз. Издают и переиздают только ту книгу, которая востребована читателем. Если же книга спроса не имеет, но «замечательно талантлива», нужны большие усилия воли или подключение мощного административного ресурса, чтобы ее разбирали так же, как книгу, имеющую популярность, то есть спрос у народа.

Спектакли первой студии показывались зрителю бесплатно.

Я много работал и достаточно много зарабатывал, чтобы, не обижая свою семью – двух детей и жену, иметь возможность тянуть подвальный театр в одиночку… Возможно, не придуши Виктор Васильевич Гришин первую попытку создания театра в восьмидесятом, строительство нашего дела могло бы сложиться по-другому… Но я-то знаю, что в любом случае и при любом раскладе неизменной осталась бы вот эта вот моя даже не уверенность, а вера в то, что только живой актер может обеспечить действительный, реальный, развивающийся, растущий интерес к театру. В подвальном театре это зримо, как нигде, потому что расстояние от первого ряда до действующего актера – метра полтора, иногда чуть больше. Это значит – все натурально. И зритель не только прекрасно видит актера, он его ощущает.

Конечно, надо учесть, что с 1991 года, когда всем в стране было несладко, несладко было и Подвалу. И разное бывало с нами, как это бывает в любой жизни. Тем не менее, несмотря ни на какие обстоятельства, я убедился не единожды, что занимательность изложения в сочетании с живым актером и значительностью литературы неизменно ведет к слиянию людей в экстазе, а это уже гарантия стабильного спроса и мощнейшая мотивация к дальнейшему развитию театрального дела.

Можно, конечно, спросить: «А в чем же тогда этот магический кристалл?» Полагаю, что он прежде всего в том, что живем мы той же самой жизнью, которой живут наши зрители.

Вложить меньше, а получить больше. В этом один из законов капиталистического подхода к делу. Но в театре этот принцип часто не срабатывает. Мне приходилось закрывать спектакли не только в Художественном театре, но и в Подвале. Это говорит о моем постоянстве претензий к самому себе. За последние пятнадцать лет активного капитализма мне пришлось закрыть не одну, не две и не три работы, когда они мне представлялись не совсем соответствующими уровню моих притязаний. Абсолютно готовый к премьере спектакль заворачивался и вставал на запасной путь. Потому что, как говорится, береги платье снову, а честь смолоду. И делать это надо на протяжении всей жизни. Стало быть, дело не в том, какой дивиденд мы получаем, а в том, способны мы или не способны сохранять интерес зрительного зала и доверие, которым он нас награждает. Менее всего я говорю о своих собственных достоинствах. Чего мне говорить – семьдесят семь лет уже. Но когда я выхожу – люди аплодируют. Они аплодируют не только моему долголетию, не только тому, что младшей дочке моей шесть лет. Но они аплодируют потому, что я их, видимо, редко подводил.

Я всегда ставлю перед своими учениками максималистские задачи. Потому что занятие театром – занятие истовое. Или исступленное. И они стараются решать эти задачи изо всех сил, что открывает перед ними возможность быстрого поступательного развития. Если сейчас собрать все поощрения, полученные артистами и режиссерами Подвала в течение последнего десятилетия, получится целый музей… Что ни год, то награды. Что я хочу этим сказать… Что время – самый строгий оценщик. Я никогда не заносился, мы никогда не публиковали манифестов, никогда не писали революционных памфлетов. Мы делали спектакли. Но странным образом спектакль по коммерческой пьесе Нила Саймона «Билокси-Блюз» о «школе молодого солдата», который читается как публикация со страниц «Московского комсомольца», живет уже двадцать пять лет. Неслабо. Да ладно, две пьесы Александра Николаевича Островского – «На всякого мудреца довольно простоты» и «Не все коту масленица» – прочно существуют в репертуаре Подвала уже лет пятнадцать. И какая-нибудь вполне коммерческая пьеса «Сублимация любви».

Сегодняшняя афиша подвального театра свидетельствует о постоянстве наших драматургических предпочтений, сориентированных на лучшие образцы русской и зарубежной литературы всех времен: «Дьявол» по повести Льва Николаевича Толстого, «Леди Макбет Мценского уезда» по Николаю Лескову, «Волки и овцы» и «Женитьба Белугина» Александра Николаевича Островского, «Отцы и дети» Ивана Сергеевича Тургенева, «Рассказ о семи повешенных» Леонида Андреева, «Рассказ о счастливой Москве» Андрея Платонова, «Затоваренная бочкотара» Василия Аксенова, «Признания авантюриста Феликса Круля» Томаса Манна и еще около двадцати спектаклей…

Подвал – это театр живого актера, способного по-живому воспринимать окружающие его обстоятельства, окружающую его действительность и, так сказать, после оценки происходящего поворачивать логику своего персонажа. То есть воспроизводить на сцене живую жизнь человеческого духа. Ничего оригинального нет. Мы уже, наверное, какие-нибудь внуки или правнуки в той методологии, которая была осознана и сформулирована Константином Сергеевичем Станиславским.

В чем же залог или особенность успеха Подвала, подтвержденного и проверенного временем? Только лучшие и, надо признаться, редкие образцы русского реалистического психологического театра награждаются понятиями «театр-дом» и «театр-семья». К Подвалу это относится в полной мере, отражает его здоровье и всячески ему способствует. Посвящение или крещение Подвалом было очень важным для каждого студийца. Ну не было никогда в подвальном театре никакой пакости. Дряни актерской не было. Даже когда один из подвальных людей стал осведомителем КГБ, то он как-то корректно этим занимался. Занимался, понимаешь… Авторханов, Солженицын и все другие запрещенные книги, которые я привозил студийцам из-за границы в семидесятые – восьмидесятые, постоянно читались и перечитывались в Подвале. Но никогда и ни у кого не возникало желания сказать об этом, обратить на это чье-то стороннее и недоброжелательное внимание – «Вы только посмотрите, что там делается!»