Станислав Славин - Адмирал Канарис — «Железный» адмирал

Только в 80-е годы прошлого века Германия принялась за создание настоящего флота. Теперь противника предполагалось запугивать, демонстрируя военно-морскую мощь броненосцев, крейсеров, торпедных катеров, мин и береговых укреплений…

Одновременно в стране начались бурные перемены и в других областях. На фоне интенсивного развития экономики происходит демографический взрыв: с 1850 по 1910 год численность населения увеличилось на 30 миллионов, или на 90 процентов. Страна нуждалась в новых заморских рынках сбыта, в крупных колониях. Кто же добудет новый рай для немецких бюргеров? Только флот!

В 1888 году на престол вступает новый правитель — Вильгельм II. Именно на него уповают сторонники колониальных захватов. «Трезубец сжимает наша рука, — говаривал новый император. И добавлял: — Океан возвеличит Германию. Океан порукой, что даже в самом отдаленном уголке мира, на другом конце света нельзя будет принять ни одно важное решение без согласия Германии…»

Для флота наступили лучшие времена. Начиная с 1897 года миллионы немцев охвачены морской лихорадкой. Альфред фон Тирпиц, адмирал и морской статс-секретарь, то есть морской министр, полагал, что теперь Германии не пристало оставаться на вторых ролях. «Если расположить боевые силы между Гельголандом и Темзой, — пояснял он императору, — то англичане проникнутся уважением и станут союзниками Германии». Император был согласен. Теперь германский флот мог расти без удержу, все ограничения отпали. Любой закон, предлагаемый Тирпицем рейхстагу, немедленно принимался депутатами, сколь бы непомерны ни были запросы морского ведомства.

Британские адмиралы ужаснулись. Пройдет совсем немного времени, и германский императорский флот превзойдет королевский флот Великобритании, до сих пор самый сильный мире!

А вот в Германии ни один из тогдашних политиков не возмутился планами Тирпица: они отвечали интересам слишком многих! Немецкие экспортеры были уверены в том, что им откроются зарубежные рынки. Судостроителям и представителям других отраслей тяжелой промышленности Тирпиц обещал огромные заказы, рабочим — полную занятость, прусской аристократии — избавление от социальных и политических реформ…

Тех же, кто вникал в суть дела и понимал, что кроется за обещаниями — кровь и страдания новой войны, — готова была стереть в порошок пропагандистская машина. Поток памфлетов и статей, исторгаемый службой информации морского министерства, захлестывал редакции газет и официальные учреждения, школы и университеты.

На страницах печати возникла колоритная фигура «флотского профессора», в любое время готового порыться в памяти и изречь несколько подходящих к случаю цитат. Чаще всего такими услужливыми «теоретиками флота» становились историки, измышлявшие утопические картины будущего процветания. Так, историк Энглерт в 1900 году говорит о «Великой Германии», что возникнет за океаном, а его коллега, Эрих Маркс, объявляет, что, «участвуя в мировой политике, немцы разовьются как личности», что флот станет «благословением для нашего народа».

Так кто может упрекнуть семнадцатилетнего юношу, тоже заболевшего морской лихорадкой? Отец, который все же надеялся отправить Вильгельма в кавалерию, скоропостижно умер 26 сентября 1904 года, в возрасте 52 лет. Мать предоставляет сыну свободу действий, и юноша подает документы в морской кадетский корпус, расположенный в Киле.

Комиссия тщательно проверяла биографии каждого соискателя. Канарис — с их точки зрения — был идеальным кандидатом. Он происходил из «хорошей» семьи — для тогдашнего ВМФ это было даже важнее, чем школьная успеваемость. Кроме того, фрау Канарис не колеблясь уплатила 4800 марок — плату за четыре года обучения. По тем временам это была очень большая сумма. Именно она спасала от проникновения в элитные ряды морских офицеров всяких нежелательных элементов — сыновей мелких бюргеров и уж тем более рабочих.

Итак, 1 апреля 1905 года Вильгельм стоял перед мрачным зданием старой школы палубных офицеров на кильской Мулиусштрассе — как правило, именно здесь начиналась карьера офицеров императорского флота. Вместе с ним сюда поступили еще 158 абитуриентов.

Строгость и дисциплина, полное послушание, безжалостная зубрежка и муштра, доводившие до полного физического изнеможения, — такими выдались первые месяцы пребывания на флоте.

Сперва обучение проходило на берегу. Новобранцы знакомились с пехотным делом. Началась однообразная череда «ружейных приемов», приходилось маршировать и ползать по-пластунски, мучиться от постоянных ночных побудок, построений, от каждодневной чистки оружия.

Через 4 недели новоиспеченных кадетов распределили по трем учебным парусным судам. Канарис попал на корвет «Штайн». Пожалуй, во всем императорском флоте сильнее всего муштровали будущих офицеров именно на этом судне водоизмещением 2843 тонны. Экипаж его состоял из 20 офицеров, 449 унтер-офицеров и матросов, 50 кадетов и 210 юнг. Работы хватало всем: парусником было очень трудно управлять — он нормально шел лишь при сильном бризе.

Кадетов одели в короткие синие кители с золотыми пуговицами; на боку висел морской кортик, при ближайшем рассмотрении оказавшийся «старым, тупым ножом», как вспоминал сам Канарис.

Новички, понятное дело, возомнили себя почти уже офицерами. Впрочем, их заблуждения скоро рассеялись. Кадетам предстояло изо дня в день доказывать свою храбрость: их заставляли карабкаться на самую высокую брам-рею и балансировать на этой головокружительной высоте. Юноши были счастливы, когда наконец заканчивались эти страшные упражнения и начинались занятия штурманским или артиллерийским делом.

Зато часы ночной вахты выглядели идиллически: кадеты быстро выучились спать стоя.

После первичного обучения у побережья корвет взял курс на датский мыс Скаген, а затем Исландию: предстояло совершить переход в Средиземное море. По пути открывались чудные виды, однако кадетам было не до красот природы. Приступы морской болезни, проклятая брам рея и ежедневная муштра отравляли жизнь. Недовольство и страх кадетов росли. Их ни на минуту не оставляли в покое, и молодые организмы не выдерживали. Многие кадеты заболевали, ведь в дополнение ко всему им часами приходилось пребывать в мокрой одежде: в баркасе на веслах ее не высушишь…

Все эти испытания надлежало пройти и Канарису. И хотя он не был спортсменом — телесная мощь его никогда не интересовала, — Вильгельм отличался железной волей, и та выручала его. От недели к неделе росли его достижения, наливались силой мускулы…

Непрестанную борьбу юноши с самим собой, со своими слабостями оценил и один из его педагогов, палубный офицер Рихард Протце. (Позднее он станет другом Канариса, а когда тот возглавит абвер — и одним из самых близких его помощников.)