Станислав Славин - Адмирал Канарис — «Железный» адмирал

Канарис был ошеломлен стремительным наступлением немецких войск. В эти дни он вообще забыл о своей неприязни к фюреру. Он с гордостью выслушивает любую похвалу в адрес абвера. Адмирал был откровенно рад, что он и его люди так отличились в глазах Гитлера.

На набережной Тирпица уже звенели бокалы с шампанским, как вдруг Канарису сообщили, что еще месяц назад союзникам кто-то выдал дату наступления на западном фронте. Сотрудники Геринга дешифровали телеграммы, отправленные бельгийским посланником Ниувенхусом 2 и 3 мая; они обратили также внимание на разговоры военного атташе Заса со своим нидерландским начальством в ночь накануне наступления. Такие же отчеты получили Гитлер и Гейдрих. Подполковник Иоахим Роледер из подотдела абвер-III F и сотрудники главного управления имперской безопасности (РСХА) начали следствие.

Это сообщение распространилось по «дому на набережной», словно степной пожар.

С тяжелым сердцем глядел Канарис на лежавший перед ним отчет. Он сразу понял, кто информировал бельгийского посланника в Риме. Он вызвал Мюллера в Берлин, показал ему злополучный отчет и спросил напрямик: «Это ваша работа?» Мюллер уклонился от ответа. Он, впрочем, был и не нужен.

И тут шеф абвера предложил неожиданный выход. Он направит Мюллера в Рим своим агентом по особым поручениям, и пусть он выяснит, кто же передал важную информацию иностранным дипломатам. «Конечно, я согласился, — вспоминал Мюллер. — Адмирал просил меня расследовать мой собственный проступок. Как можно было лучше замести следы?..»

Ход, казалось бы, вполне в духе Канариса. Однако многие историки сомневаются в правдивости Мюллера. Более того, Роледер вскоре выяснил, что Мюллер и Зас были лишь пособниками некоего «третьего лица», сотрудника абвера, а именно полковника Остера.

Однако некоторое время подполковник Роледер не мог поверить самому себе. Он никак не мог понять, каким образом немецкий офицер в своей неприязни к режиму сумел зайти так далеко, что предал своих собственных друзей и пытался погубить армию, которой присягал служить! Кроме того, контрразведчик Роледер изумился: как мог офицер абвера действовать столь опрометчиво, на глазах у гестапо выбалтывать государственные тайны?!

Роледер решил проверить свои сомнения самым радикальным образом — он направился к подозреваемому. В кабинете начальника центрального отдела находился также Донаньи. Подполковник доложил своему старшему товарищу последние результаты расследования и резюмировал: предателями являются обер-лейтенант Мюллер и полковник Остер, то есть вы сами! Обвиняемый онемел. Однако уже через мгновение он взорвался и запротестовал. Стал возражать и Донаньи: это — лживые домыслы!

Однако просто так Роледера было не пронять. Он предложил Остеру пройти к шефу. Взбудораженные офицеры спешно проследовали к Канарису. Оцепенел и адмирал, услышав доклад следователя. Остер снова отрицал обвинения. Вот его главный аргумент: основные улики собраны в Риме; тамошний агент давно завидует более удачливому Мюллеру. Шеф абвера слушал, не вмешиваясь в перепалку.

Можно только гадать, что он чувствовал в ту минуту. Рушился целый мир внутри него. Ханс Остер, старый его друг, с которым столько говорено, столько пережито, начальник штаба абвера, руководитель его центрального отдела, — он стал предателем!

Канарис понимал, что Остер действовал не из каких-то корыстных, низменных побуждений. Однако что это могло изменить! Теперь между ними встала непреодолимая стена. Канарис тоже был противником режима, тоже мечтал о его свержении, однако предать ради того родину он никогда бы не смог. Он потерял друга.

Впрочем, чувство старой дружбы все-таки пересилило ужас от содеянного. Адмирал возразил Роле-деру: доказательства и верно неубедительны. Следователь стал возражать: надо хотя бы запретить Мюллеру общаться со своими ватиканскими знакомыми. Канарис согласился, а затем выпроводил Роледера. Однако тот не унимался. Через пару дней шеф абвера снова вызвал к себе настойчивого сотрудника.

Он потребовал от него копии материалов по делу и сказал, что запретил полковнику Остеру поддерживать связь с агентом Мюллером. Роледер досадовал, что начальник почти не слушает его. Тогда он заметил шефу: «Те же выводы, что сделал я, с таким же успехом могло бы сделать гестапо. Подумайте, чем это могло бы обернуться для нашего ведомства и лично для вас».

Тем временем Остеру и его друзьям стала угрожать новая опасность. 11 июня в Берлин был вызван подполковник Прук. Недавно он прислал отчет, где очень резко отозвался о жестокости, чинимой гестапо и СД в Норвегии. Рапорт окончательно расстроил Канариса — он вовсе не хотел сейчас ссориться с главным управлением имперской безопасности.

Прогуливаясь в ожидании аудиенции по зданию абвера, Прук узнал о следствии, которое проводил Роледер. Хотя сам он очень критично относился к режиму, но заниматься заговорами в разгар войны считал делом порочным. Он рассказал о случившемся жене: офицеры абвера интригуют против фюрера!

Та вспомнила, что и в руководстве СС засели люди, которые недовольны Гитлером и жаждут его падения. Недолго думая и не советуясь с мужем, Кэти Прук, «честная немецкая женщина», написала письмо самому Канарису. Она жаловалась, что безответственные люди, проникшие в абвер и СС, мечтают устранить Гитлера. Она даже знала их имена: штурмбаннфюрер СС Хофман, а также сотрудники абвера Остер, Донаньи и Мюллер. Прочитав простодушный донос, Канарис разволновался: какая-то баба готова выдать все тайны. Адмирал отреагировал быстро и довольно жестко; оказывается, он мог быть и таким, когда дело заходило о его собственном благополучии…

Он тут же продиктовал письмо Гиммлеру, в котором настойчиво просил арестовать «безумную» фрау Прук и запереть ее в сумасшедший дом. Он упомянул, как она порочит руководство СС, заботливо умолчав об абвере. Одновременно он потребовал от Прука развестись с женой и подать в отставку.

Через несколько дней, в июне 1940 года, Прук оставил службу. Практически одновременно отреагировал и Гиммлер: фрау Прук была арестована. Однако гестаповец, арестовавший ее, — уголовный инспектор Хуго Хофман, — усомнился, так ли верен диагноз. «Фрау Прук в первый день своего допроса не произвела впечатление умалишенной», — рапортовал он.

В последующие дни выяснилось, что адмирал утаил часть правды. Оказывается, в письме обвинялись и сотрудники абвера.

Канарис снова попал в переплет. Теперь гестапо могло вплотную заняться абвером. Однако и на этот раз адмиралу повезло. Гестаповец Хофман вовсе не был нацистом. Вместо прямых обвинений, повторяемых бедной фрау Прук, он оставил в материалах дела расплывчатую запись: дескать, женщина сообщает, что в абвере «тоже не все в порядке». Тревожить начальство Хофман не стал.