Станислав Славин - Адмирал Канарис — «Железный» адмирал

Сотрудники генштаба все чаще напрямую налаживали контакты с филиалами абвера, минуя его руководство. Так, начальник «штаба Валли-I» Баун, пожалуй, больше работал на Гелена, руководителя отдела генштаба «Иностранные армии/Восток», чем на Канариса.

Начался распад абвера. И Канарис ничего не мог с этим поделать. Ему пришлось уступить даже свою элитную часть, теперь уже дивизию «Бранденбург». Ее, подготовленную для проведения самых сложных операций, все чаще использовали как обычную пехотную часть, а в кризисную зиму 1942/43 года попросту бросили в самое пекло. И шеф абвера все стерпел.

Канарис заметно сдал. Вид у него очень болезненный, он все время нервничает, впадает в истерику. Адмирал часто приходит на службу с каким-то серым, землистым лицом, словно давно не умывался. На его мундире можно заметить следы пепла и жирные пятна.

Он теряет контроль над служебными делами, порой не знает существенных подробностей. Даже секретные операции — вечная его забава — перестают интересовать его.

Сотрудники абвера с удивлением видят, что их шеф все больше погружается в мистику. Он часами просиживает в католических храмах, предаваясь медитациям и молитвам. Под сводами соборов он ищет избавления от тех неприятностей, что испытывает на службе, ищет отдохновения истерзанной душе.

Все чаще Канарис задумывается о том, как было бы здорово оставить «весь хлам» и стать обычным человеком. При первой же возможности он бросает дела и улетает в Испанию — обычно в Альхесирас. Здесь в местном филиале абвера адмирал любит заниматься… стряпней на кухне.

А противники Канариса из главного управления имперской безопасности все наращивают свое давление. Осенью 1941 года начальником контрразведки стал штурмбаннфюрер СС Вальтер Гуппенко-тен — холодный, беспощадный человек, готовый выполнить любое поручение фюрера. Забегая вперед, скажем, что именно он станет палачом Канариса.

Знакомство же их состоялось несколькими месяцами ранее, в августе 1941 года. «При первой встрече Канарис меня разочаровал, — вспоминал Гуппен-котен. — Он казался старым, усталым, сломленным человеком». Шеф абвера, в свою очередь, остался недоволен новичком — типичный функционер СС.

Теперь этот человек — вместе с Гейдрихом и Шелленбергом — решил воспользоваться очевидной слабостью абвера. Нашелся и повод: в занятых немцами территориях ни абвер, ни тайная жандармерия не справлялись с коммунистическими агентами и диверсантами. Гуппенкотену и Шелленбергу недолго пришлось уговаривать Гейдриха. Эсэсовская троица повела наступление на Канариса.

В конце декабря Гейдрих написал письмо Йодлю, заявляя, что полномочия абвера и РСХА нечетко определены, нужно пересмотреть их. Йодль показал послание Канарису, чтобы тот приготовился к будущей беседе. В январе 1942 года противники встретились лицом к лицу. Канарис привел с собой Бенти-веньи. Вместе с Гейдрихом были Гуппенкотен, шеф гестапо Мюллер и Штрекенбах, еще один из руководителей РСХА.

Гейдрих сказал, что полномочия абвера давно следовало бы передать главному управлению имперской безопасности. Но сейчас идет война, в такое время трудно заниматься реформами, поэтому какие-то функции абвер может пока оставить себе.

«Канарис выслушал это заявление с поразительным бесстрастием», — подчеркнул Гуппенкотен. Потом участники встречи быстро поделили обязанности. Борьбой со шпионажем займутся органы РСХА. Тайная жандармерия абвера войдет в состав полиции безопасности. Абвер оставит себе лишь военную разведку. Гуппенкотен подготовит текст соглашения и обсудит его с Бентивеньи.

В СС праздновали победу. Что же происходило в «доме на набережной»? Там Бентивеньи подготовил контрпроект, в котором отбирал назад почти все, что покорно отдал его шеф.

Гейдрих был взбешен «нелояльностью» Канариса и прервал всякое общение с ним. До адмирала дошли слухи, что теперь этот спор рассудит сам Гиммлер. Канарис и Бентивеньи поспешили на Принц-Альбрехтштрассе, чтобы увидеть Гейдриха. Они прождали около часа, но тот так и не принял их.

Тогда Канарис обратился к Кейтелю. На этот раз начальник штаба действительно помог. Достаточно было телефонного звонка, чтобы Гейдрих пошел на уступки. 1 марта обе стороны подписали более мягкое соглашение. Впрочем, и в этом случае СС перепадало немало. На оккупированных землях тайная жандармерия передавалась в ведение полиции безопасности. Кроме того, политическая разведка за рубежом и внутри страны стала теперь исключительно прерогативой полиции безопасности и СД. Борьбой со шпионажем тоже станут заниматься они же…

17 мая в Прагу, чтобы обсудить соглашение, съехались руководители абвера, гестапо, СД и уголовной полиции. Вели совещание Канарис и Гейдрих. Шеф абвера — невиданный случай! — приехал с женой, причем Канарисы остановились в резиденции Гейдриха. Лина Гейдрих не раз повторяла: «Какие чудесные были дни!»

Участники совещания, уладив все полюбовно, мирно разъехались, а через несколько дней Канарису доложили, что Гейдрих тяжело ранен чешскими террористами. Канарис вернулся в Прагу, но поговорить со своим соратником-соперником ему уже не довелось: 4 июня тот умер.

На похоронах Канарис плакал, а вдове Гейдриха сказал: «Знайте, я потерял друга!».

Где здесь игра, фиглярство, а где подлинные чувства? Лина Гейдрих и после войны говорила: «Не верю я, что соболезнования Канариса были пустыми фразами».

Несомненно одно: смерть Гейдриха была совсем не в интересах абвера и его шефа. Как-никак за плечами бывших воспитанников кадетского корпуса было 15 лет приятельских отношений. Как-то будет теперь? Кто придет на смену Гейдриху?

Сперва его преемником оказался Гиммлер, и Канарис тому обрадовался: он знал, что рейхсфюрер с почтением относится к «супершпиону».

Однако следующий удар был нанесен с тыла. Шефа стали критиковать в самом абвере. Канарис почувствовал, что и Пикенброк, и Лахоузен, и Бенти-веньи хотят, чтобы в «доме на набережной» появился новый хозяин — более твердый и независимый. Недовольны были им и Остер с Донаньи — они снова пытались подвигнуть его на борьбу с режимом.

И тут произошла история с видным французским генералом Анри Жиро, бежавшим из плена. Она не добавила лавров Канарису.

Ранним утром 17 апреля 1942 года 63-летний генерал вскарабкался на 17-метровую стену саксонской крепости Кенигштайн, где содержались пленные, пробрался мимо часовых и сбежал так ловко, что его отсутствие заметили лишь три дня спустя. Начальник уголовной полиции Небе оповестил о побеге все службы СС и СД. За поимку генерала назначили награду в 100 тысяч рейхсмарок. Однако полицейские поздно взялись за дело, Жиро успел пробраться в неоккупированную часть Франции.