Павел Сурков - Высоцкий: вне времени и пространства

Немного наивное пожелание — впрочем, тоже адекватное своему времени. Не поленитесь, поднимите прессу хрущевских времен — в любой газете или журнале вы обязательно найдете не то что призыв, а священную уверенность в том, что к 1980 году в стране непременно будет построен коммунизм, это был не то что партийный вектор, это была священная мантра, которая повторялась, словно заклинание, — отсюда и светлая наивность советских героев, заброшенных фантазией авторов в послевоенное время. Помните потрясающий диалог Шарапова и Вари Синичкиной из «Эры милосердия» (он вошел практически без изменений и в «Место встречи изменить нельзя») о судьбе мальчишки-найденыша: «Когда он вырастет, то жуликов уже не будет, и ловить станет некого».

Они и вправду верили в такое будущее. Вот только создать его им не удалось. Почему — тема уж точно для другой книги, не для этой.

А мы еще раз посмотрим на ровный прямоугольник пятиэтажек — ведь когда-то на этом месте стояла знаменитая Таганская тюрьма, та самая Таганка, которая «ночи, полные огня», и которую, согласно уже упомянутой песне, «подчистую разобрали». Да, от тюрьмы не оставили и камня на камне, а в построенные на ее месте дома, по легенде, въехали сотрудники правоохранительных органов. Вот такая ирония судьбы!

Конечно, ту самую, зловещую Таганку Высоцкий успел застать — тюрьму закрыли в 1960 году, но кое-какие постройки тюрьмы сохранились аж до наших дней: красное кирпичное административное здание на Малых Каменщиках, где до недавнего времени помещалось отделение милиции, — одно из них. Да и в фольклоре страшная тюрьма по-прежнему жива и по сей день — и вряд ли когда-нибудь из него исчезнет.

Но — все ближе и ближе к речке, где слева золотится куполами Новоспасский монастырь, а чуть дальше, на горке, притаилось Крутицкое подворье — настоящий заповедник, маленький уголок старой Москвы в самом центре города: туда часто не пробиться, антуражные строения служат отличной декорацией для снимаемых исторических фильмов — все те, кто хоть раз смотрел «Гардемарины, вперед!» или экранизацию «Бесов» Достоевского, конечно, узнают эти места. Но во времена Высоцкого Новоспасский монастырь — когда-то богатейшая усыпальница бояр Романовых, где покоились останки предков царского рода — был в запустении: редкие реставраторы расчищали фрески на стенах, да притулились у крепостной стены разбитые надгробия. Сегодня монастырь сияет куполами — «чтобы чаще Господь замечал»: видно его и от Таганской площади. А если подняться на колокольню монастыря, то Театр на Таганке, откуда началось наше путешествие, лежит перед нами как на ладони.

Зачем, читатель, мы решили пройтись по Таганке? Да ровно затем, что Таганка немыслима без Высоцкого — но равно и Высоцкий немыслим без Таганки. Надо просто ощутить этот единый дух, эту общую атмосферу — и потом продолжить наш путь. Прямиком к следующей главе.

Особый разговор — это публикации о Владимире Высоцком в советской медиасфере, если можно так выразиться. Отечественная пресса к Владимиру Семеновичу была не то чтобы неблагосклонна — она, скорее, старалась его не замечать. Конечно, имели место публикации не то чтобы критические — а откровенно клеветнические: тут, конечно, нельзя не вспомнить три статьи — и в первую очередь напечатанную в «Советской России» от 9 июня 1968 года заметку корреспондента А. Бондарюка и некоего Г. Мушиты, преподавателя консультационного пункта Государственного института культуры из Саратова, под названием «О чем поет Высоцкий».

Когда в центральной прессе (а «Советская Россия» — это была одна из центральных газет, легендарная «Савраска», по консерватизму которой не раз проходились злые языки) начинали кого-либо порицать (или, напротив, хвалить), то местная пресса, конечно же, мгновенно ориентировалась «по ветру» — и начиналась активная кампания по отработке генеральной идеологической линии.

В случае с Высоцким эта кампания носила не такой уж и массовый характер — публикация в «Советской России» повлекла за собой появление лишь двух материалов в региональной прессе. 14 июня 1968 года в газете «Тюменский комсомолец» появилась заметка «Крик моды за трешницу». Надо сказать, что в этой статье фамилия Высоцкого не упоминалась, в ней сообщалось лишь о некоем Юрии Белкине, спекулировавшем в Тюмени записями неких «бардов», авторов чудовищных, по мнению редакции, песен:

«Где же, спросили выступавшие, на каком дне наскребли барды эту «лексику» — «стерва», «тюряга»; эти «образы» (все та же «Нинка-наводчица», «халява рыжая», ухари-пошляки) людей с социальными да и клиническими отклонениями от нормы.

К ним примыкает другой тип героя, который метит чуть ли не в правдолюбцы, в оценщики моральных ценностей нашего строя. Этот подался ни много — ни мало в певцы социальные. Ему наша жизнь представляется психолечебницей, а идеалы ее — миражем. Мораль:

Выход из этого одни барды видят в призыве к неким варягам: «Спасите наши души». Другие считают, что лучше «лечь на дно, как подводная лодка, чтоб не могли запеленговать». С чьего это голоса? Даже враждебные нам радиостанции и газеты все чаще воздерживаются от таких приемов. Эти же песни-сплетни, песни-пасквили, в которых секс, индивидуализм, глумление над человеком смешаны с махровой антисоветчиной, распространяются, по существу, свободно. Вот до чего доводит отдельных бардов отсутствие творческого и идейного контроля».

Высоцкий упоминался лишь в следующей статье — газета «Тюменская правда» от 7 июля 1968 года опубликовала материал под ярким названием «С чужого голоса», в котором рассказывалось о прошедшем в клубе судостроительного завода собрании комсомольского актива Тюмени. Песни Высоцкого активно «прорабатывались» на собрании: «У Высоцкого есть несколько песен, которые имеют общественное звучание, но не о них речь. К сожалению, сегодня приходится говорить о Высоцком как об авторе грязных и пошлых песенок, воспевающих уголовщину и аполитичность… На собрании комсомольского актива антисоветская пошлятина Высоцкого и других была сурово осуждена… Собрание направило в ЦК ВЛКСМ письмо, в котором требовало развенчать до конца среди молодежи идеологически вредные „творения“ Высоцкого, Клячкина, Кукина и им подобных» . Естественно, что цитировались песни — причем за строчки Высоцкого выдавались стихи вышеупомянутых авторов, а также досталось и Михаилу Ножкину за песню «На кладбище» (и это несмотря на то, что она прозвучала во вполне благонадежном фильме «Ошибка резидента»).