Павел Сурков - Высоцкий: вне времени и пространства

Почему же Галич оказывается так неугоден власти? Что опасного в песнях и стихах — тем более, что пишет Галич о вещах, о которых, казалось бы, говорить можно: уже не секрет события 30-х годов и из культа личности Сталина не делают жупела. Но Галич говорит не о каких-то конкретных вещах — он говорит о чем-то большем, он говорит о вещах общечеловеческих. И пугает вот что: человек, которому власть дала все, человек абсолютно «свой» — вдруг начинает вступать с властью в открытую конфронтацию, призывая к свободомыслию и абсолютной откровенности. Это удивляет, вызывает непонимание — а там, где непонимание, там страх. А там, где страх, — там желание максимально возобладать над тем, кто или что тебе этот страх внушает, подчинить его своей воле или попросту — сокрушить.

Легче всего сейчас рассказывать привычные истории о «людоедском советском строе», который только и ждал, как бы уничтожить того или иного инакомыслящего. Но нет — Галич действовал абсолютно сознательно, понимая свою оппозиционность по отношению к Советской власти, четко идентифицируя свое место и, как можно предположить, отдавая себе отчет в последствиях. При этом нельзя отказывать Галичу в романтизме — он был именно что романтиком, человеком, рассчитывавшим на то, что политические перемены, произошедшие в стране после смерти Сталина, приведут к какой-никакой, но свободе слова, — и радостное ощущение хрущевской «оттепели» опьяняло его, как и многих других писателей, поэтов, музыкантов, художников…

Галича будут бояться даже тогда, когда Высоцкого, пусть отчасти, но «разрешат»: когда Эльдар Рязанов сделает четырехсерийную документальную ленту «Четыре вечера с Владимиром Высоцким», из четвертой, заключительной серии — «Поэт. Певец. Музыкант» — будет выкинут эпизод с рассказом Рязанова о Мандельштаме, Ахматовой, Окуджаве и Галиче. Зато потом эти строки войдут в книжное издание литературного текста передачи. Вот что там говорилось о Галиче: «Потом в этом жанре появился Александр Галич. Его песни — острые, сюжетные, талантливые, — были популярны в начале 60-х годов. Они кочевали с магнитофона на магнитофон, говоря неприкрашенную, горькую правду. Его колючие, язвительные песни были очень широко известны, фразы из них стали крылатыми. Галича вынудили покинуть Родину. И через два с половиной года жизни на чужбине он умер…» [5] Цит. по: Рязанов Э. Четыре вечера с Владимиром Высоцким. М., 1989. С. 205. .

Казалось бы, совершенно безобидные строчки, но в середине 80-х (фильм вышел накануне 50-летия Высоцкого, когда в прессе стало появляться огромное количество материалов о нем — перестройка все-таки сделала свое дело) Галич все еще оставался персоной нон грата для определенной категории граждан (прежде всего — для высших партийных чиновников, а значит — его упоминание в центральной прессе все еще было невозможно).

Галич был, конечно, резок — писал он жестко, бескомпромиссно и актуально. Например, написанное в 1966 году стихотворение «На смерть Б. Л. Пастернака» (ставшее песней, как и многие стихи Галича) содержало непростительные для любого официоза строки:

И убийственная строфа:

Конечно, Галич был неугоден. Даже в свободомыслящей «тусовке» любителей авторской песни он оказывался «не при дворе». Так, например, в 60-е годы в Ленинграде был основан клуб самодеятельной песни «Восток» — уникальный политический ход местного партийного руководства: пусть лучше барды-менестрели будут под надзором, чем превратятся в подпольный очаг свободомыслия (позднее ровно такая же организационная схема будет применена по отношению к Ленинградскому рок-клубу). Вот что вспоминает об этом времени исследователь творчества Высоцкого и авторской песни в Ленинграде Лев Годованник: «К заместителю директора Дома культуры работников пищевой промышленности (на базе которого разворачивался клуб «Восток») по политико-просветительской работе Валентине Войнолович (она как член руководства Дома культуры занималась клубом) как-то прибыл инструктор из обкома. Он поделился полученными сведениями о каком-то перелете Александра Галича из одного провинциального города в Москву. Якобы в самолете Галич пел песни, которые иначе как антисоветской пропагандой назвать было невозможно (кстати, у любого, даже сегодняшнего слушателя песен Галича сомнений нет: почти все его творчество — это чистая антисоветчина). Валентина Семеновна рассказала мне, что среагировала на рассказ инструктора с пониманием:

— Галича в «Востоке» никогда не было и не будет, — сказала она.

И сдержала свое слово…» [6] Цит. по: Годованник Л. Тайные гастроли Владимира Высоцкого. СПб., 2011. С. 42—43. .

Но Галич в Ленинграде выступал, играл концерты — и результаты этих концертов отразились и на судьбе Высоцкого. Впрочем, об этом чуть позже.

Тем не менее Высоцкий творчество Галича знал и ценил — сохранились фонограммы исполнения им песен Галича, в том числе — «Про физиков» (она же — «Про маляров, истопника и теорию относительности»: «Чувствуем с напарником: ну и ну!»). Парафразы этой песни потом отзовутся в «Марше студентов-физиков» — так что с творчеством Галича Высоцкий себя ассоциировал.

Уже в самом начале своего творческого пути Высоцкий с Галичем пересекается — и причина тому довольно любопытна. В «Современнике» Олег Ефремов ставит «Матросскую тишину», одно из программных сочинений Галича, которая после генеральной репетиции оказывается запрещена (об этом Галич потом напишет автобиографический роман, который так и назовет — «Генеральная репетиция»). А одну из небольших ролей в спектакле играл Геннадий Портер — однокурсник тогда совсем молодого Владимира Высоцкого по Школе-студии МХАТ. Портер так полюбил галичевский текст, что выучил всю пьесу наизусть и однажды на гастролях в Риге «сыграл» ее в компании своим друзьям, среди которых были Владимир Высоцкий и его ближайший друг Игорь Кохановский. И именно на этом «показе» случилось невероятное: в Риге в тот момент оказался автор пьесы — и Галич увидел удивительный монопоказ Портера. Вот как вспоминает об этом Кохановский: «Я очень хорошо запомнил реплику одного из героев: „Скажи, ты видел Стену Плача?“ — в этот момент Гена посмотрел куда-то вверх и как-то удивленно-растерянно сказал: „Ой, Александр Аркадьевич Галич“. Ресторан находился в полуподвальном этаже, и в зал надо было спускаться с небольшой лестницы. И вот наверху, в дверях ресторана появился неожиданно знаменитый писатель. Галич тоже увидел знакомого актера и подошел к нашему столу. Гена его представил нам, а ему — нас. Александр Аркадьевич посмотрел на наш более чем скромный ужин, подозвал официанта и сказал: „Сегодня студенты гуляют. Принесите, пожалуйста, нам выпивки, закуски, да побольше“. И началось шикарное застолье…» [7] Цит. по: Все не так, ребята… Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег, собранных Игорем Кохановским при участии Дмитрия Быкова. М., 2017. С. 28. .