Аида Арье - Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха

Как и многие другие русские предприниматели, начавшие своё дело в XIX веке, Морозовы происходили из крепостных. Дед Фёдора Морозова, которому посчастливилось получить вольную задолго до Манифеста об отмене крепостного права, открыл своё дело ещё в 1820 г. Так что к началу XX столетия Морозовых можно было считать купеческой семьёй с вековой традицией.

До того как попасть в Соединённые Штаты Америки Фёдор Дмитриевич Морозов держал в Симбирске фабрику по производству сукна, где, в частности, на протяжении Первой мировой войны (в 1914–1917 гг.) шили и военную форму. Однако сразу сделаем оговорку, что несмотря на общую фамилию и род деятельности купцы Морозовы из Симбирска не имели никакого отношения к легендарным московским текстильным фабрикантам Морозовым [27] Морозовы – старообрядческий род купцов и крупных промышленников России. Список богатейших предпринимателей России (1914), составленный журналом «Форбс» в начале ХХ века, поместил их на пятую позицию. . Но и для тех, и для других революционные потрясения 1917 г. означали конец привычных купеческих дел. Оставшись без национализированного предприятия и не желая становиться случайными жертвами Гражданской войны, симбирские Морозовы довольно быстро приняли решение эмигрировать.

Первым приютившим их заграничным городом стал Харбин, который в 1920-е годы внезапно для самого себя оказался домом для свыше 100 000 русских эмигрантов [28] Как вспоминали современники: «Харбин был исключительным явлением в то время. Построенный русскими на китайской территории, он оставался типичным русским провинциальным городом в течение ещё 25 лет после революции. ‹…› Харбин на четверть века продолжил нормальную дореволюционную русскую жизнь» (Архиепископ Нафанаил (Львов)). .

Для интересующихся русской историей рубежа XIX–XX веков название города «Харбин», можно сказать, знаковое. Его в первую очередь связывают со значительным наплывом русских беженцев, покинувших родину после окончания Гражданской войны. Действительно, Харбин стал одним из самых значительных мировых центров эмиграции из Российской империи. Между тем основанный в конце XIX века Харбин задумывался как одна из опорных станций Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Именно этот отросток от Транссибирской магистрали обеспечивал присутствие русских в Китае, который на тот момент стал предметом пристального интереса мировых держав.

В общей сложности можно выделить два основных этапа переселения людей из России в Харбин: первый – это период его строительства, начиная с 1898 г., второй – после революции, преимущественно в начале 1920-х годов. Контингент этих двух волн в массе своей сильно отличался. На первом этапе поселение нуждалось в архитекторах, строителях, технических специалистах-путейцах, инженерах и военных. Чуть позже к ним присоединились купцы, поскольку выгодное расположение Харбина обеспечивало развитие торговли. Харбин быстро стал преимущественно русским городом, однако в то же время его многонациональность по-настоящему потрясает. Татары и евреи, китайцы и эстонцы, немцы и поляки – каждая диаспора смогла найти свою нишу в Харбине, каждая строила свои храмы и не мешала соседям. Таким образом, торговый город с этнической точки зрения стал Россией в миниатюре, ведь здесь были представлены почти все населявшие её народы.

Харбин начала 1920-х гг.

Вторая же волна привела с собой, с одной стороны, крестьян и казаков, с другой – интеллигентов и значительное количество творческих людей, благодаря чему в Харбине очень быстро возникли свои театры, синематограф, редакции 24-х печатных изданий, кафе и рестораны, библиотеки и музеи и, наконец, собственные высшие учебные заведения, собравшие самый блистательный профессорский состав. Пожалуй, в момент расцвета Харбина не было такой области знаний, специалиста в которой здесь нельзя было бы отыскать: начиная с химии и заканчивая китаеведением.

Мы не станем слишком сильно углубляться в историю Харбина, которой посвящены обстоятельные исследования, но, надеюсь, что даже по представленной на этих страницах информации можно понять, почему тысячи беженцев, включая Морозовых, стремились попасть именно в этот город.

Находясь в Харбине, Фёдор Морозов какое-то время оказывал финансовую помощь Белому движению, однако в 1923 г., когда победа большевиков стала очевидной, решил двинуться на Запад – в США. Сиэтл встретил семью Морозовых не слишком приветливо: Фёдор Дмитриевич нанялся мойщиком вагонов, а его маленький сын Валентин – разносчиком газет. Впрочем, Морозовы не чурались никакого дела, если оно помогало честно прокормить семью. Возможно, они остались бы в Америке навсегда, если бы не гибель зятя, устроившегося на работу лифтёром.

Почему именно эта трагедия наложила столь глубокий отпечаток на всю семью – мне выяснить не удалось. Однако Морозовы снова приняли нелёгкое решение об отъезде, покинули США и двинулись фактически в обратном направлении – вновь на Восток! Только на этот раз не в Китай, а в гораздо менее популярную среди русских эмигрантов Японию.

Харбин начала XX века

Страна гейш и хризантем почти никогда не рассматривалась бывшими подданными Российской империи в качестве новой родины; скорее, она воспринималась как некий перевалочный пункт на пути в ту же Америку или Австралию. И тому есть масса объяснений – начиная с огромной разницы в культуре и заканчивая фактом бесславного поражения в русско-японской войне 1904–1905 гг. В этом смысле история Морозовых, сделавших выбор в пользу Японии, кажется вдвойне уникальной.

С февраля 1920 г. переезд в Страну восходящего солнца осложнился ещё и введением так называемой «системы предъявления наличных денег». Боясь излишнего наплыва эмигрантов, японское правительство стало требовать от каждого прибывающего подтверждения наличия при себе денежной суммы в размере 1500 йен на каждого члена семьи. Проще говоря, потенциальный подданный императора должен был доказать свою платёжеспособность.

Подобной суммы у Морозовых не было. В кармане главы семейства вместо необходимых 3000 долларов нашлось лишь 375. Но помогла смекалка, о которой нам известно благодаря мемуарам Фёдора Морозова:

«Спокойно подхожу на допрос. На один стол кладу подлинник, на другой копию документов. Подбегают с услугами бойки-японцы. Один немного болтал по-русски, а я ему – золотой, 5 рублей, на чай. Он начал расхваливать меня – богач, дескать, знатный, всё время с американским консулом, значит они друзья. И я немедля на берегу » [29] Книга «Русская Япония», глава «В Кобе», А.А. Хисамутдинов. .