Аида Арье - Русские эмигранты и их потомки. Истории успеха

Возможно, именно поэтому он и преуспел. Ажиотаж вокруг его картин в Дурбане стал настоящим феноменом на этом «кладбище искусства». Каждый день, пока шли выставки, Третчиков с удовольствием общался с посетителями и раздавал автографы, пока не заработал мозоли на пальцах. Экзотика Юго-Восточной Азии, запечатлённая на ярких полотнах, пришлась местным жителям по душе.

Именно для выставки в Дурбане Третчиков впервые подготовил и заказал для печати фотоальбомы своих работ. Несмотря на дороговизну, альбомы пользовались спросом, и художник решил впредь заказывать репродукции картин к каждой своей новой выставке. Именно благодаря репродукциям и постерам творчество русского художника стало знаменитым и распространилось по всему миру.

Однако самый главный сюрприз, который подарил ему Дурбан, невозможно было предугадать заранее: Третчиков внезапно получил письмо с приглашением организовать выставку своих картин в США! Словно в подтверждение того, что слава ему предначертана свыше, на письме стояла печать мистического ордена розенкрейцеров…

Почему же орден обратил внимание именно на Третчикова? Ответ на этот вопрос, как и на многие другие, связанные с таинственным орденом, остаётся загадкой. Даже сам художник не понимал до конца, почему именно он удостоился такой чести. Как сообщалось в письме, один из членов ордена побывал на выставке в Дурбане и, придя к выводу, что от картин русского художника исходит некая мистическая сила, решил послать фотоальбом в штаб-квартиру, расположенную в калифорнийском городе Сан-Хосе. И вот теперь куратор Музея розенкрейцеров предлагал Владимиру организовать выставку в их штаб-квартире, а затем устроить тур по Америке. И всё это за счёт ордена, который скромно просил для себя лишь «честь открыть такого художника миру»! Сразу стало понятно, что это предложение из разряда тех, от которых не отказываются.

Воодушевлению Третчикова не было предела. Натали и Мими приняли решение ехать в турне вместе с ним, ведь поездка могла затянуться на несколько месяцев, а после долгих лет войны никто не хотел расставаться надолго. Теперь все силы были брошены на подготовку к тому, чтобы пересечь океан и покорить искушённую Америку. Поскольку выставка в США просто обязана была затмить все предыдущие, Владимиру предстояло проделать колоссальную работу. Нужно было выкупить самые удачные из проданных картин, снять документальный фильм о своей работе, договориться с организаторами о «прощальном» туре по ЮАР – и, наконец, создать что-то новое, никем ранее не виденное и непременно особенное.

Тем временем открытие новой выставки в рамках «прощального» тура в Кейптауне оказалось полностью проигнорировано прессой, хотя поток людей всё с тем же интересом спешил познакомиться с новыми работами художника. Это молчание сильно контрастировало с реакцией на самую первую выставку и давало понять, что на этот раз что-то пойдёт не так. Дурные предчувствия полностью оправдались на четвёртый день, когда газета «Кейп Таймс» («Cape Times») напечатала разгромную статью профессора Бокхорста под заголовком «Дешёвая сенсация на потребу масс». Видимо, настоящие знатоки искусства наконец-то добрались до редакции и подробно разъяснили, что именно может считаться искусством, а что нет.

Однако газета серьёзно просчиталась. Целясь в Третчикова, она неосмотрительно попала в его поклонников, фактически назвав их «одураченными массами» и «лишённой вкуса буржуазией». Владимиру даже не пришлось отбиваться от критики – настолько ужасен оказался гнев рассерженной публики. В газету один за другим повалили ответы от тех, кого огульно назвали плебеями. Тут-то и оказалось, что «массы» способны писать не хуже журналистов и среди них есть не только домохозяйки.

К примеру, член городского совета Сидней Ист справедливо писал:

«Хотел бы напомнить профессору Бокхорсту, что Моне, Дега, Бонна и ван Донген пренебрежительно рассматривались критиками своего времени как „художники постеров“, однако со временем они стали любимцами Парижа. Сегодня эти ранее презираемые художники считаются признанными мастерами, навсегда обессмертившими свои имена».

Другие вообще ставили под сомнение саму суть претензий. Художник пытается угодить вкусам тех, кого вы, профессор, пренебрежительно называете массами? Но разве это преступление? Да, мы хотим видеть вещи такими, какие они есть на самом деле, а не гадать, что вы хотите нам сказать своими абстракциями! Таков был общий лейтмотив защитников Третчикова. Благодаря искренней любви со стороны «обывателей», Третчикова вскоре вполне заслуженно прозвали «народным художником».

Среди людей искусства также нашлись защитники реалистического стиля. К примеру, скульптор Джозеф Копланс в своём письме в редакцию открыто обвинил профессора в попытке провалить предстоящее турне Третчикова по Америке:

«Эта атака может быть мотивирована только обидой или злостью от понесённого поражения», – писал он.

Говоря о поражении, Копланс имел в виду провальное путешествие «Новой группы» в Америку и Европу, откуда та недавно вернулась. Местная художественная элита не снискала там славы и возвратилась домой ни с чем. В этом контексте возможный успех народного художника казался членам «Новой группы» личным оскорблением.

Разразившаяся в газете полемика в результате обернулась против профессора, так как лишь подогрела интерес к выставке. В итоге её посетила 61 000 человек, многие из которых искренне интересовались, сколько Третчиков заплатил за столь успешную скрытую рекламу?

Видимо, поняв, что одной только критикой Третчикова не потопить, самые решительные недоброжелатели перешли к активным действиям. Всего за пару месяцев до предполагаемого отплытия к берегам Америки на студию, где Владимир работал и хранил свои картины, было совершено два нападения, в результате которых серьёзно пострадали 11 самых больших его полотен. Их беспощадно изрезали, и повреждённые холсты свисали жуткими лохмотьями, точно оплакивая мечту художника по путешествию, которое теперь могло не состояться.

Вокруг места преступления собралась толпа любопытных, и Третчикову стоило больших усилий пробраться ко входу в свою студию. Увиденное чуть было не подкосило его, ему хотелось кричать и плакать, но слёзы всё никак не появлялись.

«Я всё равно поеду в Америку!» – крикнул он в ярости собравшимся зевакам.

Третчиков не сомневался в том, кто стал заказчиком преступления – кроме «Новой группы» этот вандализм никому не принёс бы выгоды. Вскоре полиция арестовала подозреваемого – им оказался художник по имени Эдвард Коул. Улики явственно указывали на него, и дело было передано в суд, однако по непонятным причинам судья отказал в его рассмотрении и сразу же освободил обвиняемого в зале заседания. Третчикову пришлось смириться с несправедливостью и сосредоточиться на том, что сейчас было куда важнее.