Николай Борисов - Василий Темный

Как и близкий ему по значению обычный плен, заложничество возникало после крупного военного поражения одной из сторон. Заложниками отправились в Орду в 1383 году старшие сыновья главных русских князей — Василий Московский, Василий Кирдяпа Суздальский и Фёдор Рязанский. Однако в отличие от пленных, которых держали в тягости, желая поскорее продать или получить выкуп, заложники жили в достаточно приличных условиях.

Древнее как мир средство оказалось действенным и на сей раз. Узнав о положении своей семьи, Семён приехал в Москву и упал в ноги великому князю. Василий простил дядю, но, зная его неспокойный нрав, сослал вместе с семьёй на Вятку. Там спустя всего пять месяцев по прибытии Семён Дмитриевич и скончался 21 декабря 1402 года (29, 150).

Рассказ Симеоновской летописи о борьбе суздальских князей за свою отобранную московским князем Василием вотчину — Суздальско-Нижегородское княжество — отмечен каким-то особым печально-философским тоном в духе Екклесиаста:

«Тое же осени (1401 года. — Н. Б.) князь великии Василии посылал искати княгини княжи Семеновы Дмитриевича Ивана Андреевича Уду да Феодора Глебовича, а с ними рать свою, и идоша на мордву, наехаша же ю в Татарской земли на месте, нарицаемом Цибирца, у святого Николы. Поставил бо бяше церковь ту бесерменин Хазибаба, и ту изымаша княгиню Семёнову Александру, и ограбише ю, приведоша на Москву и с детьми, и прибысть на дворе Белеутове, дондеже князь Семён сославься покорися» (29, 149).

Покорение князя Семёна не заставило себя долго ждать.

«В то же лето (в 1402 году. — Н. Б.) слышав князь Семён Дмитриевич Суздальский, что княгиня его и з детьми изымана и казна его взята, сам бо бяше тогда бегая по татарским местом, и посла к великому князю с челобитием и с покорением; Князь же великий опас дасть ему: он же прииде из Орды на Москву и взя мир с великим князем, и иде с Москвы на Вятку с княгинею и с детьми, болен бо бяша уже, и прибысть на Вятке 5 месяц, и в больший недуг впаде преставися декабря 21. Сей же князь в животе своём многы напасти подъят и многы истомы претерпе в Орде и на Руси, добивался отчины своея. Восмь лет по ряду в Орде служи четырём царям: первому — Тахтамышю, второму — Аксак Темирю, третьему — Тимир Кутлую, Четвёртому — Шадибеку, а всё то поднимая рать на великого князя Московского, како бо ему наити свою вотчину, Новогородцкое княжение. И того ради мног труд подъя, не обретаа покоя ногама своима, и не успе ничтоже, но аки в суе тружаяся» (29, 150).

Летописец подробно рассказывает о злоключениях князя Семёна Дмитриевича. И на то есть особые причины. Летописец не просто сообщает некие факты. На материале истории он даёт читателям уроки морали. Имя князя Семёна Суздальского, который «восемь лет по ряду в Орде служил четырём царям», стало нарицательным. Его печальный конец — «аки в суе тружаяся» — строгое предупреждение тем, кто пытается решать свои проблемы через услужение чужеземцам.

Следующее поколение суздальско-нижегородских князей смирилось со своей новой ролью и, сохранив определённые права и привилегии, именовало себя князьями Шуйскими. В эпоху Ивана Грозного иностранцы называли их «принцами крови» и утверждали, что в случае пресечения правящей ветви династии Рюриковичей Шуйские более других имеют право на престол. Однако получив этот шанс в Смутное время, Шуйские, как известно, не смогли им должным образом воспользоваться...

Драматическая история Суздальско-Нижегородского княжества в XIV столетии наводит на размышления. Почему потомки князей, державших в начале и в середине века великое княжение Владимирское и выступавших как главные соперники Москвы, в конце века опустились до положения бедных изгнанников? И был ли и в самом деле у лубочного ныне Суздаля исторический шанс стать столицей единого Русского государства?

Единственный ответ на эти вопросы — лукавое слово возможно...

В окружении великого князя Московского Василия I, насколько мы его знаем, наиболее интеллектуальной личностью был митрополит Киевский и всея Руси Киприан. В наше время он заслужил бы степень почётного доктора политологии и теологии одновременно. Он был не только теоретиком, но и практиком монашеской аскезы. Киприан состоял в переписке с «великим старцем» Сергием Радонежским и просил его помощи в борьбе со своими политическими недругами.

Москва не сразу признала Киприана. Но когда признала — прославила.

«В лето 6898 (1390) прииде Кипран митрополит из Царяграда на Русь <...>.

Киприан на Москву прииде от Киева на свою митрополию <...>. Князь же великии Василеи Дмитриевичь срёте его с своею матерью с княгинею с великою, и с братьею, и з бояры, и с всеми христианы на Котле и приать с великою честью» (29, 139).

Биография Киприана известна лишь в самых общих чертах и с большой долей предположений. Будущий митрополит происходил из знатного болгарского рода Цамблаков. В юности он покинул родину и вместе с выдающимся деятелем древнеболгарской литературы, впоследствии патриархом Евфимием Тырновским перебрался в Византию. Приняв монашество, Киприан долгое время жил на Афоне. Здесь, в скалистых горах над Эгейским морем, ютились десятки больших и малых монастырей. В XIV—XV веках Афон был самым авторитетным центром православного монашества, питомником высшей церковной иерархии, рассадником не только теологических, но и общественно-политических доктрин.

Вероятно, именно на Афоне Киприан познакомился с константинопольским патриархом Филофеем, пережидавшим там тяжёлые времена изгнания. В 1364 году Филофей вновь вернулся на Патриарший престол и призвал Киприана для выполнения различного рода ответственных поручений. В ходе одной из своих дипломатических миссий Киприан сумел расположить в свою пользу литовских князей и с их помощью стал митрополитом Киевским в декабре 1375 года.

Митрополит Алексей (1354—1378) и его окружение, по-видимому, не питали к литовскому митрополиту особой вражды. Во время своего приезда в Северо-Восточную Русь в 1374 году Киприан поразил их своими обширными познаниями, увлёк головокружительными планами объединения всех сил православного мира для борьбы с натиском мусульман и католиков. Погруженных в «безмолвие» суровых подвижников Киприан сумел заинтересовать рассказами о византийском исихазме — мистическом течении, последователи которого путём строгой аскезы и особого рода психофизических приёмов «приближались к Богу». В молитвенном экстазе перед их взором вспыхивало ослепительное сияние — то, которое, согласно Евангелию, окружило Христа в момент его общения с Богом на горе Фавор.

Познакомившись на Афоне с учением основателей исихазма Григория Синаита и Григория Паламы, Киприан стал их последователем.