Николай Борисов - Василий Темный

Дмитрий Донской первым из московских князей начал рубить головы своим крамольникам боярам. Эти расправы дорого стоили его христианской совести. Но только так он сумел усмирить аристократию и оставить сыну Василию московскую знать единой, как сжатый кулак. Сын Донского Василий I был мягче отца. В итоге его наследие, оставленное сыну, напоминало не кулак, а скорее открытую ладонь...

Василию Тёмному пришлось расплачиваться за доброту отца. И эту дорогую плату вместе с ним суждено было платить всей Русской земле...

Московский великий князь Василий Дмитриевич был на удивление равнодушен к тому, каким он останется в памяти потомков. Во всяком случае он не заботился о своём летописании. Можно, конечно, объяснить краткость и сбивчивость московских летописей времён Василия I всякого рода неблагоприятными обстоятельствами. Но обстоятельства примерно такого же свойства — войны, пожары, сырость, мыши и т. д. — не помешали тому, что летописание Новгорода первой четверти XV века дошло до нас в цветущем состоянии. Тогда как московское — увы, увы, увы...

Наряду с великим князем заказчиком летописи мог быть епископ или митрополит. Митрополит Киприан поставил себе при жизни памятник в виде митрополичьего летописного свода 1408 года. Митрополит Фотий, в отличие от Киприана, не был завзятым книжником и писал главным образом гневные послания на еретиков или своих соперников по кафедре. Единственный гипотетический свод, приписываемый ему исследователями летописания, — так называемый Владимирский полихрон Фотия 1418—1423 годов, — при ближайшем рассмотрении оказывается химерой (86, 109).

Кто виноват в упадке московского и общерусского летописания во времена Фотия — гибель архивов или равнодушие первоиерарха к летописной работе? Неизвестно. Но, как бы там ни было, печальная ситуация с источниками ставит историков в тяжёлое положение. Вот, например, характерное признание такого рода.

«Каковы же были итоги княжения Василия I? Мы очень мало знаем о последних годах его правления: после 1418— 1425 гг. ...в общерусском летописании обнаруживается зияющий провал — вплоть до окончания междоусобной войны в Московском княжестве в середине XV в. Однако на основании имеющихся у нас данных можно утверждать, что главный политический успех Василия Дмитриевича — присоединение им Нижнего Новгорода — был весьма непрочным» (86, 56).

Пробелы московского летописания той эпохи отчасти восполняют цветущие народным красноречием новгородские и псковские летописцы. Чего стоит одно только описание бури и потопа, перепугавших новгородцев 19 мая 1421 года. То, что пережили новгородцы, переживали и в Москве, и повсюду. Могло показаться даже, что Страшный суд уже пришёл:

«В лето 6929 в Новегороде в Великом бысть поводь велика в Волхове и снесе 20 городень великаго мосту, и буре велицеи бывши, и разбишася от воды и уличнии мосты, и храми мнози от основания исторжены быша. Мнози же воды ради на верх хором живяху, и монастырей 19 обьят вода, яко ни пению быти в них. И толице скорби бывши, яко уже людем чяющи потоп нашедши на них, ещё же пакы и туча великы взыде майя 19 с полудне с громом страшным и с шумом великим, в полунощи молнии же блистающе, якоже и прозрети немощно бе, яко бо чающе людем ожженом быти от огня оного, понеже бо и тучя она пришед над град ста и изменися от дожденосия на огненое видение, людие же всяко чающе пламеню быти пожигающу грещники и ужасашася, нача вопити: “Господи помилуй” и прочая многая молениа, и обеты приношаху Господеви и пречистеи Матери Его, и всем святым Его, понеже бо и камение из облака являшеся. Архиепископ же Симион с чином священным и все богобоязнивии людие, вшедше в церковь Премудрости Божиа, ници падше, с многыми слезами из глубины сердца с вздыханми молящеся. Такоже и по прочим церквам священницы и людие творяху, и тако преиде нощь та страхом онем. Пришедшу же дню и бысть тишина, и туча она бысть невидима, и едва людие в себе преидоша от страха оного» (29, 166).

Такова была пронизанная ожиданием конца света повседневная жизнь средневековой Руси.

Людям не дано знать о сроках второго пришествия. Спаситель мог явиться через много лет, а мог — в эту ночь. Книжники искали сроков Последних времён в древних пророчествах. Но роковые даты проходили — а мир продолжал существовать. И в этой неопределённости оставалось только одно: жить по вечному закону: «довлеет дневи злоба его»... Каждому дню — свои заботы...

Сам Василий I никогда не был в Новгороде. Всякий раз, когда ему следовало там быть, обстоятельства останавливали его. Братья великого князя, Юрий и Константин, наместничали в Новгороде и знали этот город как свои пять пальцев. Конечно, они рассказывали старшему брату о тайнах великого города.

Новгородцы любили строить каменные храмы. Материалом для строительства служила серая известковая плита, выходы которой часто встречались по берегам Волхова. Купцы средней руки и новгородские бояре ставили себе скромный памятник в виде приземистой кургузой церкви, все линии которой словно прочерчены от руки. Верхи новгородского общества могли позволить себе более значительные храмы с высоким подклетом, в котором они хранили своё добро от пожара и воров. Большим любителем строительства был глава новгородской церкви — архиепископ. Обилие каменных храмов было впечатляющим знаком могущества и богатства Новгорода.

Москва при Василии I строила меньше, чем Новгород. Но это была совсем другая по форме и по духу архитектура. Из этих так называемых «раннемосковских храмов» сохранились только четыре, причём два из них — в Звенигороде, в уделе князя Юрия Дмитриевича, брата Василия I. Это собор Успения на Городке (1400 год) и собор Рождества Богородицы Саввино-Сторожевского монастыря (1405 год). Третий храм — собор московского Андроникова монастыря (1427 год), четвёртый — Троицкий собор Троице-Сергиевой лавры (1422—1423 годы). Удивительно, но факт: освящение этих храмов не упомянуто в летописях или иных источниках той поры. Поэтому их датировка носит условный характер. Её предложили историки архитектуры, основываясь на разного рода косвенных соображениях. Все четыре раннемосковских храма сложены из белого камня. Но этот камень, в отличие от новгородского, подвергнут тщательной обработке. Владимиро-суздальская основа сочетается в московских храмах с обилием владимирских черт в декоре. Но при этом ни один из них не может быть безоговорочно признан принадлежащим к владимиро-суздальской архитектурной школе.

По своему историческому значению первое место среди раннемосковских храмов принадлежит, конечно, Троицкому собору Троице-Сергиевой лавры. В нём находится главная святыня Русской православной церкви — рака с мощами «Игумена Земли Русской», преподобного Сергия Радонежского. Уже в середине XV века он почитался как святой. Нетленные мощи Сергия были открыты в 1422 году при постройке каменного собора во имя Святой Троицы. Кто дал монахам немалые деньги на постройку храма? Очевидно, в сборе средств участвовали вся семья великого князя, а также его братья. Собор хорошо сохранился до наших дней. В нём день и ночь горят свечи, читается акафист преподобному Сергию. Молчаливая очередь богомольцев выстраивается у гробницы святого, чтобы приложиться к его святым мощам.