Николай Борисов - Василий Темный

Вернувшись в Москву, Василий Тёмный вместе с иерархами приступил к избранию нового митрополита. Вопрос этот обсуждался ещё при жизни престарелого Ионы, который назвал и благословил своего преемника. Выбор святителя пал на ростовского архиепископа Феодосия Бывальцева. Этого иерарха хорошо знали в Москве. В течение десяти лет он был архимандритом Чудова монастыря в московском Кремле — любимого детища святителя Алексия. С этого поста в июне 1454 года митрополит Иона взял его на освободившуюся с кончиной архиепископа Ефрема (29 марта 1454 года) ростовскую кафедру. Хиротония (рукоположение) Феодосия состоялась, судя по всему, в Неделю всех святых — 16 июня 1454 года. В следующее воскресенье, 23 июня 1454 года, новопоставленный владыка торжественно въехал в Ростов(34, 184).

Едва успев утвердиться на ростовской кафедре, Феодосий чуть было не потерял её. Митрополит Иона «въсхоте сан снять с него» (31, 263). Причиной (или поводом) для опалы стало самоуправство нового владыки в весьма щепетильном вопросе о соотношении постов и праздников. Согласно церковным уставам, строгость поста ослабевала в воскресные дни и праздники. Однако степень послабления в те или иные дни определялась по-разному. Эта тема издавна вызывала споры в среде духовенства. В 1455 году Крещенский сочельник, день строгого поста, приходился на воскресенье 5 января. Новый владыка «повеле мясо ясти в навечерии Богоявления» (31, 263). Такое толкование устава о посте предлагал ещё митрополит Фотий в одном из своих посланий (63, 500). Однако решение Феодосия вызвало ропот духовенства. Дело дошло до митрополита Ионы, который счёл, что архиепископ превысил свои полномочия. Известно, что Иона был крут в обращении со своими недругами. Вот и теперь он решил примерно наказать самоуправца и снять с него епископский сан. Дело разбиралось на особом церковном соборе, в присутствии Василия Тёмного и бояр. Феодосия спасло только заступничество великой княгини Марии Ярославны, которая «отпечаловала его у митрополита» (31, 263). Независимый летописец замечает, что помощь княгини была куплена ценой щедрой взятки: «...а взя у него село Петровское от печалования» (31, 263).

В этой истории ярко отразились не только нравы московского двора, но и характер будущего митрополита Феодосия. Это был истинный ревнитель благочестия. Он не боялся нарушать традицию, если считал, что она расходится с истиной. Вместе с тем он был близок к великокняжеской семье и особенно — к великой княгине Марии, имевшей обширные владения в Ростовской земле.

Благодаря вмешательству великокняжеской семьи Иона вынужден был простить Феодосию его самонадеянность. Со временем он и вовсе изменил отношение к ростовскому владыке и даже счёл возможным назвать его своим преемником на митрополичьей кафедре.

Наличие общепризнанного кандидата значительно ускоряло процедуру избрания собором великорусских епископов нового главы Церкви. Согласно большинству летописей это произошло в воскресенье 3 мая 1461 года — даже до окончания 40-дневного траура по Ионе (20, 273; 33, 156)!

(Типографская летопись называет другую дату — суббота 9 мая, на 40-й день по кончине митрополита Ионы (34, 185). Но и в том и в другом случае такая поспешность вызывает недоумение. Впрочем, первая дата кажется более достоверной ещё и потому, что поставление иерархов обычно совершалось в воскресенье).

Выбор именно этого воскресного дня — 3 мая — объяснялся просто: то был день памяти преподобного Феодосия Печерского. Очевидно, Феодосий Бывальцев принял постриг и получил своё монашеское имя как раз в этот день. Теперь он хотел взойти на кафедру в памятный для него день — 3 мая. Судя по тому рвению, с которым новый митрополит принялся за исправление нравов приходского духовенства, он был истинным последователем сурового аскета преподобного Феодосия Печерского.

В эти годы в Москве оживает каменное строительство. Летом 1460 года была возведена каменная церковь Богоявления на подворье Троице-Сергиева монастыря в московском Кремле. Вероятно, строительство носило мемориальный характер и было каким-то образом связано с поездкой Василия II в Новгород. На следующее лето в Кремле развернулось новое строительство. На сей раз заказчиком был сам Василий Тёмный. Он решил отстроить в камне старинную кремлёвскую церковь Иоанна Предтечи. (Годом ранее эту работу начал второй сын Василия, княжич Юрий). Летопись сопровождает это известие любопытным комментарием: «Того же лета князь великий Василей Васильевич поставил на Москве церьковь камену Рожество Иоанна Предтечи у врат Боровицких, а преже бе древяная. Глаголют же, яко то прьваа церковь на Москве: на том де месте бор был, и та церковь в том лесу срублена, то же де тогда и соборнаа церковь была, при Петре митрополите, и двор митрополич туго же был, где ныне двор княже Иванов Юрьевича (Патрикеева. — Н. Б.)» (24, 114).

Это была первая каменная церковь, построенная в Москве Василием Тёмным. Великий князь не случайно занялся именно ею. Московское предание, о котором упоминает летописец, называло Ивановскую церковь первой церковью города; в ней служил ещё святой митрополит Пётр. Возобновление этого храма символизировало непрерывность московской духовной традиции, идущей от её первых князей.

Престольный праздник Ивановской церкви приходился на 24 июня (Рождество Иоанна Предтечи). Однако в данном случае дело было не в календарном совпадении этого праздника с каким-то важным событием московской жизни. Вопрос стоял несколько шире. Культ Иоанна Крестителя приобрёл особое, патрональное значение для Василия Тёмного в 1460 году, когда он начал свой «мирный» новгородский поход, по-видимому, именно 7 января, в праздник Собора Иоанна Предтечи. Вероятно, великий князь перед отъездом молился в этой церкви и дал обет в случае успеха выстроить каменный храм во имя Предтечи. Строительство началось уже летом 1460 года, а завершилось только на следующий год.

В Ивановской церкви был устроен придел во имя святого Варлаама Хутынского. «Варлаама же оттоле поча празновати на Мосъкве, въспоминая чюдо, еже сътвори над Тумгенем, иже из мёртвых въскресил, егда был князь великий в Новегороде» (31, 271). Впрочем, дело было не столько в чуде, сколько в том, что великий князь «поручи... сынов своих, благовернаго князя Георгия и благовернаго князя Андрея в обет великому и преподобному чюдотворцу Варламу, яко доброму пастырю и хранителю» (31, 268).

Зима 1461/62 года оставила в памяти москвичей лишь одно примечательное событие: в воскресенье 24 января в кремлёвском Чудовом монастыре у гробницы митрополита Алексия получил чудесное исцеление чернец этой обители по имени Наум, по прозвищу Деревяга (42, 147). Он был увечным от рождения («от младеньства имый усохшу ногу и на древяници хождаше») и трудился в обители на самых тяжких работах на кухне и в пекарне («служа в том же монастыри в поварни и в пеколници»). Измученный такой жизнью, Наум явился ночью в церковь и, обращаясь к гробнице святителя, стал упрекать его за равнодушие к своим страданиям. Святой смилостивился над несчастным: «И в той час простреся нога его, и скинув деревяницу, на ней же хожаше, и отьиде здрав в келию свою» (24, 114).