Билл Клинтон - Моя жизнь

Помимо проблемы абортов существовали еще и вопросы личного характера. На вопрос, курил ли я когда-либо марихуану, я ответил, что никогда не нарушал существующие в Америке законы о наркотиках. Это было косвенным, но весьма неловким признанием, так как однажды я попробовал марихуану в Англии. Циркулировало также множество слухов о моей личной жизни. 16 сентября по просьбе Мики Кантора и Фрэнка Грира мы с Хиллари появились на завтраке Сперлинга, регулярной встрече вашингтонских журналистов, чтобы ответить на вопросы представителей прессы. Я не знаю, правильно ли поступил, приняв такое решение, однако Мики очень на этом настаивал. Он убеждал меня, что, поскольку я и раньше говорил, что не был безупречен, люди знают об этом, и добавлял: «Желательно кое-что им рассказать и попытаться исключить негативные последствия того, что может произойти или и не произойти позднее, во время предвыборной кампании».

Когда один из журналистов задал вопрос на эту тему, я ответил, что, как и у многих других супружеских пар, у нас бывали проблемы, но мы очень преданы друг другу, и наш брак прочен. Хиллари поддержала меня. Насколько мне известно, я был единственным кандидатом, когда-либо говорившим на эту тему. Одним журналистам и обозревателям это понравилось, другие восприняли мою откровенность просто как подтверждение того, что я могу стать удачной мишенью для нападок.

Я все еще не уверен, правильно ли поступил, отправившись на этот завтрак и вступив на скользкий путь ответов на вопросы личного характера. Человеческие качества важны для президента, однако пример столь непохожих друг на друга людей, как Франклин Делано Рузвельт и Ричард Никсон, показывает, что безупречность в семейной жизни — не самое удачное мерило для определения характера президента. Более того, стандартов, по существу, не бывает. В 1992 году, если вы нарушали свои брачные обязательства, разводились и вновь вступали в брак, супружеская неверность не считалась причиной того, что человек не подходит для какого-либо поста, даже сам этот факт не заслуживал освещения в средствах массовой информации. В то же время супружеские пары, сохранявшие свой брак, оказывались в таких случаях «законной добычей», как будто развод всегда был более правильным выбором. Учитывая сложность человеческой жизни и значение участия обоих родителей в воспитании детей, вероятно, можно считать, что это ошибочное мнение.

Несмотря на вопросы личного характера, отзывы в печати мыслящих журналистов, которых интересовали мои идеи и политическая стратегия, а также то, что я сумел сделать на посту губернатора, в первые дни кампании были более чем благожелательными. Я также знал, что могу начать предвыборную борьбу, опираясь на группу своих активных сторонников по всей стране, благодаря друзьям, появившимся у нас с Хиллари за эти годы, и многим арканзасцам, готовым совершать поездки в другие штаты, чтобы участвовать в моей кампании. Их не останавливало то, что я был фактически неизвестен американскому народу и что мой рейтинг, судя по результатам опросов общественного мнения, значительно ниже, чем у других кандидатов. Меня это тоже не останавливало. На этот раз, в отличие от 1987 года, я был готов к борьбе.

Утро 3 октября в штате Арканзас выдалось свежим и ясным. Я начал день, который должен был изменить мою жизнь, как всегда, с пробежки трусцой. Вышел ранним утром из задних ворот резиденции губернатора, пробежал через старый квартал Куапо, затем — к центру города, к зданию Законодательного собрания штата. На фасаде этого величественного сооружения, в котором в 1977 году я провел свой первый прием после приведения к присяге в качестве генерального прокурора Арканзаса, уже были вывешены американские флаги. Я пробежал мимо здания, повернул, уже направляясь в сторону дома, и тут увидел автомат для продажи газет. Сквозь стекло прочел заголовок: «Наступает час Клинтона». По дороге к дому несколько прохожих пожелали мне удачи. В резиденции я в последний раз бегло просмотрел свою речь с объявлением о намерении баллотироваться на пост президента. Я работал над ней накануне далеко за полночь; на мой взгляд, она содержала много удачной риторики и конкретных политических предложений, однако все еще была слишком длинной, поэтому пришлось вычеркнуть несколько фраз.

В полдень я вышел на сцену, где меня представила министр финансов правительства штата Джимми Лу Фишер, работавшая со мною с 1978 года. Я начал немного неуклюже, возможно потому, что меня обуревали противоречивые чувства. Я не очень стремился менять привычную жизнь, и в то же время мне хотелось взяться за решение новой трудной задачи. Было чуть-чуть страшновато, но я считал, что поступаю правильно. Я говорил более получаса, благодарил мою семью, друзей и сторонников за то, что они дали мне силы «выйти за пределы той жизни и той работы, которую я люблю, и взять на себя обязательство заняться более серьезным делом: сохранением американской мечты, возрождением надежд всеми забытого среднего класса, возвращением будущего нашим детям». Я закончил обещанием «дать новую жизнь американской мечте», разработав «новый договор» с народом: «больше возможностей для всех, больше ответственности каждого и более ясное понимание общей цели».

Завершив выступление, я испытывал подъем и волнение, однако, вероятно, самым сильным было чувство облегчения, особенно после того, как Челси шутливо произнесла: «Хорошая речь, губернатор». Остальную часть дня мы с Хиллари принимали тех, кто пришел пожелать мне удачи, и мама, Дик, Роджер и семья Хиллари выглядели счастливыми. Мама вела себя так, как будто была уверена в моей победе. Хотя я прекрасно ее знал, но все же не мог с уверенностью сказать, действительно ли она так считала или это было очередным проявлением ее стремления «всегда быть в форме». В этот вечер мы собрались со старыми друзьями у пианино. Аккомпанировала Кэролайн Стейли, впрочем, как всегда, с тех пор, как нам всем было по пятнадцать лет. Мы пели «Удивительную милость», другие гимны и многие песни 1960-х годов, включая «Авраам, Мартин и Джон», посвященную павшим героям нашего поколения. Отправляясь спать, я был уверен, что мы сможем преодолеть цинизм и отчаяние и что огонь, зажженный этими людьми в моем сердце, ярко разгорится.

Губернатор Марио Куомо как-то сказал, что избирательная кампания — это поэзия, а собственно правление — проза. Верное замечание, однако значительная часть предвыборных мероприятий тоже прозаична: нужно соединить их основные элементы, пройти через необходимые ритуалы и ответить на вопросы представителей прессы. Уже второй день предвыборной кампании был скорее наполнен прозой, чем поэзией: мне пришлось дать серию интервью, призванных представить меня национальному телевидению и крупным местным телекомпаниям и ответить на главный вопрос — почему я отказался от обязательства закончить работу на посту губернатора и означает ли это, что мне нельзя доверять. Я постарался как можно лучше ответить на вопросы и перешел к сути моей предвыборной программы. Все это было абсолютной прозой, но подводило нас к третьему дню.