Билл Клинтон - Моя жизнь

К счастью, из-за продолжавшейся реставрации Капитолия последние три инаугурации проводили в западном крыле здания. До этого торжества устраивались в другой его части, там, где находились Верховный суд и Библиотека Конгресса, из-за чего большинство людей, приходивших на эти церемонии, были лишены возможности их видеть. По оценке Национальной парковой службы, толпа, заполнившая территорию вокруг Капитолия, а также Молл, Конститьюшн-авеню и Пенсильвания-авеню, состояла из 280-300 тысяч человек. Какова бы ни была ее точная численность, толпа была очень большой и состояла из самых разных людей, молодых и старых, представителей всех рас, вероисповеданий и слоев общества. Я был счастлив, что так много людей, благодаря которым этот день стал возможен, пришли, чтобы разделить со мной радость победы.

Многие из присутствовавших там людей были наглядным свидетельством того, скольким я обязан своим друзьям: Марше Скотт и Марте Уэтстоун, организовавшим мою кампанию в северной Калифорнии, старым приятелям из Арканзаса; Шейле Бронфман, руководителю организации «Арканзасские путешественники», — она жила рядом с нами, когда я был генеральным прокурором; Дейву Меттеру, возглавлявшему штаб моей предвыборной кампании в западной Пенсильвании, который сменил меня на посту президента группы в Джорджтаунском университете; Бобу Реймару и Тому Шнайдеру, двум моим ведущим сборщикам средств, друзьям по юридическому факультету и «Ренессансному уикенду». Там было очень много таких людей, как они, благодаря которым этот день стал возможен.

Церемония началась в 11:30. В соответствии с протоколом на трибуну вышли все главные действующие лица в сопровождении представителей Конгресса. Президент Буш шел прямо за мной с оркестром морской пехоты, которым дирижировал полковник Джон Буржуа. Оркестр исполнял «Приветствие главнокомандующему» для нас обоих. Я смотрел на огромную толпу.

Затем судья Верховного суда Байрон Уайт привел Ала Гора к присяге при вступлении в должность вице-президента. Сначала предполагалось, что эту церемонию совершит бывший судья Верховного суда Тергуд Маршалл, известнейший поборник гражданских прав, который после его назначения президентом Джонсоном в состав Верховного суда стал первым чернокожим членом этого суда высшей инстанции, однако он заболел. Было бы странным, если бы эту церемонию проводил отставной судья, однако сын Маршалла, Тергуд-младший, входил в штат сотрудников Гора. Другой его сын, Джон, который служил в полиции штата Вирджиния, возглавлял наш кортеж автомобилей по пути из Монтиселло в Вашингтон. Тергуд Маршалл умер через четыре дня после церемонии инаугурации. Это была огромная потеря. Тергуда высоко ценили и оплакивали миллионы американцев, которые помнили, какой была Америка до того, как он стал выступать за ее преобразование.

После того как Ал Гор принес присягу, великая певица — меццо-сопрано Мерилин Хорн, с которой я познакомился несколько лет назад во время ее выступления в Литл-Роке, исполнила попурри из популярнейших американских песен. Затем настала моя очередь. Хиллари стояла слева от меня и держала нашу семейную Библию, Челси заняла место справа. Я положил левую руку на Библию, поднял правую руку и повторял за председателем Верховного суда Ренквистом слова присяги, торжественно обещая «честно выполнять» обязанности президента и «по мере своих сил охранять, оберегать и защищать Конституцию Соединенных Штатов, и да поможет мне в этом Бог».

Я обменялся рукопожатиями с председателем Верховного суда и президентом Бушем, потом обнял Хиллари и Челси и сказал, что люблю их. Затем сенатор Уэнделл Форд пригласил меня на трибуну как «президента Соединенных Штатов Америки». Я начал свою речь с определения значения настоящего момента для американской истории:

Сегодня мы совершаем таинство обновления Америки. Эта церемония проходит в разгар зимы, но с помощью слов, которые мы произносим, и лиц, которые мы показываем миру, мы приближаем весну. Весну, возродившуюся в стране с самыми давними в мире демократическими традициями, дающую прозрение и мужество для переустройства Америки. Когда наши отцы-основатели смело объявили всему миру о независимости Америки, а Всемогущему Богу — о наших целях, они понимали, что Америке, для того чтобы уцелеть, нужно будет измениться... Каждое поколение наших граждан должно определить для себя, что значит быть американцем.

Произнеся слова приветствия президенту Бушу, я охарактеризовал нынешнюю ситуацию:

Сегодня поколение, выросшее в тяжелых условиях холодной войны, берет на себя новую ответственность в мире, согретом солнечным светом свободы, которому, однако, все еще грозят старая вражда и новые бедствия. Выросшие в условиях процветания, не имевшего себе равных, мы наследуем экономику, которая по-прежнему является сильнейшей в мире, однако в данный момент ослаблена... Наш мир потрясают и меняют глубокие и мощные силы, и безотлагательный вопрос нашего времени — сумеем ли мы сделать эти перемены нашим другом, а не врагом...

В Америке нет ничего плохого, что нельзя было бы исправить на основе всего того хорошего, что есть в нашей стране.

Я предупредил, что, тем не менее, «это будет нелегко и потребует жертв... Мы должны заботиться о нашей стране так, как семья заботится о своих детях». Я призвал моих сограждан думать о следующих поколениях, «о будущем мире, о мире, ради которого мы придерживаемся своих идеалов, который дал нам нашу планету и перед которым мы несем священную ответственность. Мы должны сделать то, что Америка умеет лучше всего: предложить больше возможностей для всех и потребовать от всех ответственности».

Я сказал, что в наше время «больше нет четкого разделения между иностранным и отечественным. Мировая экономика, мировая экология, мировой кризис со СПИДом, всемирная гонка вооружений влияют на всех нас... Америка должна продолжать играть ведущую роль в мире, ведь мы так много сделали для того, чтобы этого добиться».

Я закончил свою речь призывом к американскому народу, сказав, что, проголосовав за меня, он «приблизил весну», однако подчеркнув, что только своими силами правительство не может создать такую страну, какая нужна нации: «Вы тоже должны внести свой вклад в наше обновление. Я призываю новое поколение молодых американцев к служению... Так много нужно сделать... С этой вершины радостного торжества мы слышим призыв к служению в долине. Мы услышали звуки труб, мы сменили караул, и теперь все, каждый по-своему и с Божьей помощью, должны откликнуться на этот призыв».

Хотя некоторые комментаторы критиковали мою речь, заявляя, что она не содержала ни звучных фраз, ни необходимых конкретных деталей, я остался ею доволен. Она была красноречивой и ясной, в ней говорилось о том, что мы собираемся сократить дефицит, увеличивая при этом важнейшие инвестиции в наше будущее, в ней прозвучал призыв к американскому народу больше делать для оказания помощи нуждающимся и для преодоления нашей разобщенности. Кроме того, речь была короткой: она заняла третье место среди самых лаконичных инаугурационных речей в истории, после величайшей из всех речей, произнесенной на своей второй инаугурации Линкольном, и второй речи Вашингтона, продолжавшейся менее двух минут. Вашингтон сказал только: «Спасибо, я возвращаюсь к работе, и если она не будет успешной, вынесите мне порицание». В отличие от него, Уильям Генри Гаррисон выступил в 1841 году с самой длинной речью за всю историю. День выдался холодным, а он был без пальто, говорил значительно дольше часа и в результате заболел тяжелой пневмонией, от которой через тридцать три дня скончался. Моя речь, к счастью, была по крайней мере краткой, что в целом мне не свойственно, но люди поняли, как я смотрю на мир и каким образом намерен действовать.