Билл Клинтон - Моя жизнь

Несмотря на эти проблемы, я полагал, что переходный период прошел вполне успешно. По-видимому, так же считали и американцы. До моего отъезда в Вашингтон рейтинг моей популярности составлял, согласно опросу, проведенному NBC News/ Wall Street Journal, 60 процентов, по сравнению с 32 процентами, набранными в мае. У Хиллари дела шли еще лучше: 66 процентов респондентов считали ее «образцом для подражания» для американских женщин, тогда как согласно опросу, проведенному ранее, она получила 39 процентов. Как свидетельствовали результаты другого опроса, проведенного двухпартийной организацией, мою деятельность после избрания одобряли 84 процента респондентов. Оценка деятельности Буша также повысилась примерно на двадцать пунктов, достигнув 59 процентов. Наши сограждане вновь обрели свойственный им оптимизм в оценке положения в Америке и давали мне шанс добиться успеха.

Шестнадцатого января, когда мы с Хиллари и Челси расставались с друзьями, которые провожали нас в аэропорту Литл-Рока, я думал о трогательных прощальных словах, с которыми Авраам Линкольн обратился к жителям Спрингфилда, штат Иллинойс, на вокзале перед отъездом в Белый дом: «Друзья мои, никто не может понять, какую глубокую грусть я испытываю при этом расставании. Я обязан этому месту и доброте живущих здесь людей абсолютно всем... Веруя в Бога, который пребудет со мной, когда я уеду, и останется с вами и будет повсюду во имя добра, будем надеяться и твердо верить, что, тем не менее, все будет хорошо». Я не мог выразить свои чувства так прекрасно, как Линкольн, но постарался как можно лучше донести до своих земляков-арканзасцев то, что переживал в тот момент. Если бы не они, я не садился бы в этот самолет.

Мы вылетели во Флориду, где в Монтиселло, на родине Томаса Джефферсона, должны были начаться инаугурационные мероприятия. В полете я думал об историческом значении моего избрания и ожидающих меня впереди труднейших задачах. Эти выборы отразили смену поколений в Америке — от ветеранов Второй мировой войны к послевоенному поколению беби-бума, представителей которого попеременно то высмеивали как испорченных эгоцентриков, то восхваляли как идеалистов, приверженных идее всеобщего блага. Независимо от того, придерживались ли мы либеральных или консервативных взглядов, наши политические убеждения были сформированы войной во Вьетнаме, движением за гражданские права и бурным 1968 годом, с его выступлениями протеста, бунтами и убийствами. Мы также принадлежали к первому поколению, в полной мере ощутившему мощь движения женщин за свои права, влияние которого должно было в скором времени стать заметным и в Белом доме. Хиллари стала первой леди с самым высоким в истории нашей страны уровнем профессионализма. Теперь, когда она отказалась от юридической практики и ушла из многочисленных советов и комиссий, мой доход впервые с тех пор, как мы поженились, стал единственным источником средств существования для нашей семьи, и Хиллари смогла использовать свой талант как полноправный партнер по нашей работе. Я полагал, что она способна оказать более позитивное влияние, чем любая другая первая леди, со времен Элеаноры Рузвельт. Безусловно, из-за такой активности Хиллари, возможно, стала более спорной фигурой для тех, кто считал, что первые леди должны оставаться над схваткой, или тех, кто не был согласен с нашими политическими взглядами, однако это тоже явилось следствием смены поколений.

Безусловно, наш приход означал «смену караула», однако сможем ли мы выдержать испытания нашего неспокойного времени? Сумеем ли наладить положение в экономике, восстановить прогресс в социальной политике и вернуть легитимность правительству? Удастся ли нам снизить накал происходящих повсюду в мире религиозных, расовых и этнических конфликтов? Используя выражение из номера журнала Time , посвященного «Человеку года», смогут ли американцы под нашим руководством «преодолеть свои самые серьезные проблемы, изменив представление о самих себе»? Несмотря на нашу победу в холодной войне и распространение демократии по всему миру, мощные факторы разобщали людей и повреждали хрупкую структуру общин и в нашей стране, и за границей. В ситуации, когда существовали такие проблемы, американцы рискнули попытать счастья со мной.

Примерно через три недели после выборов я получил замечательное письмо от Роберта Макнамары, который в должности министра обороны при президентах Кеннеди и Джонсоне вел войну во Вьетнаме. Он решил написать мне после того, как прочел в газете о моей дружбе с Фрэнком Адлером, с которым мы жили в одной комнате, когда учились в Оксфордском университете, и который уклонился от призыва и покончил с собой в 1971 году. В письме Макнамары говорилось:

Для меня — и я верю, что для страны тоже, — война во Вьетнаме наконец закончилась в тот день, когда Вас избрали президентом. Проголосовав за Вас, американский народ наконец-то признал, что Аллеры и Клинтоны, когда они сомневались в мудрости и нравственности решений своего правительства, относящихся к Вьетнаму, проявляли не меньший патриотизм, чем те, кто служил в вооруженных силах. Боль, с которой Вы и Ваши друзья оспаривали наши действия в 1969 году, была тогда для Вас мучительной, и я уверен, воскрешение этих проблем во время предвыборной кампании разбередило старые раны. Однако достоинство, с которым Вы противостояли этим нападкам, и Ваше нежелание отказаться от убеждения в том, что сомневаться в правильности любых решений об отправке молодежи на войну— долг каждого гражданина, способствовали консолидации нации на все времена.

Меня тронуло письмо Макнамары и аналогичные послания, которые я получал от ветеранов войны во Вьетнаме. Перед самым днем выборов Боб Хиггинс, бывший морской пехотинец из Хилсборо, штат Огайо, прислал мне свою медаль «За службу во Вьетнаме», в знак одобрения моей позиции в отношении этой войны и «за то, как Вы вели себя во время этой трудной кампании». За несколько месяцев до этого Рональд Мерфи из Лас-Вегаса отправил мне свою медаль «Пурпурное сердце», а Чарльз Хэмптон из Мармадьюка, штат Арканзас, прислал мне медаль «Бронзовая звезда», которой он был награжден за мужество, проявленное во время войны во Вьетнаме. В общей сложности в 1992 году ветераны вьетнамской войны прислали мне пять медалей «Пурпурное сердце», три медали «За службу во Вьетнаме», один знак пехотинца за участие в боевых действиях и «Бронзовую звезду», отправленную моим земляком-арканзасцем. Большинство наград я поместил в рамки и повесил в своем личном холле рядом с Овальным кабинетом.

Когда мой самолет совершал посадку в красивой местности в штате Вирджиния, где родились четверо из первых пяти наших президентов, я думал об этих ветеранах и их медалях, надеясь, что нам наконец удастся залечить раны 1960-х годов, и моля Бога о том, чтобы я оказался достоин их усилий, их поддержки и их мечтаний.