Билл Клинтон - Моя жизнь

Тринадцатого января Зое Бэйрд, которую я предложил назначить министром юстиции, попала в трудное положение, когда выяснилось, что в качестве помощниц по хозяйству у нее работали две нелегальные иммигрантки и что она заплатила часть социальных налогов, которые вносит работодатель, лишь недавно, когда стал рассматриваться вопрос об утверждении ее назначения на этот пост. Тогда в приглашении на работу нелегальных иммигрантов не было ничего необычного, однако для Зое это создало особую проблему, так как министр юстиции контролирует работу Службы иммиграции и натурализации. Поскольку утверждение назначения Бэйрд на пост министра юстиции в ближайшее время казалось маловероятным, исполняющим эти обязанности стал Стюарт Герсон, который занимал в прежней администрации пост заместителя министра юстиции по гражданским делам. Мы также направили в это министерство для наблюдения за его работой Уэбба Хаббела, которого я предложил назначить заместителем министра юстиции.

В течение следующих двух дней мы объявили еще о нескольких назначениях сотрудников Белого дома. Помимо Джорджа Стефанопулоса, который был утвержден на должность директора отдела связей, я назначил Ди Ди Майерс пресс-секретарем Белого дома (она стала первой женщиной на этом посту); Эли Сигала — руководителем программы Национальной службы; Рама Эмануэля — директором политического отдела и Алексис Херман — директором отдела по связям с общественностью. Я привез с собой несколько человек из Арканзаса: Брюс Линдси должен был заниматься аппаратом сотрудников, включая назначения в советы и комиссии; Кэрол Раско я предложил стать моим помощником по внутренней политике; в обязанности Нэнси Хейнрич, которая занималась планированием программ работы в канцелярии губернатора, входил контроль за деятельностью Овального кабинета, причем ее рабочий офис находился рядом с моим; Дэвид Уоткинс должен был стать руководителем отдела Белого дома по вопросам управления; Энн Маккой, администратор резиденции губернатора, перешла на работу в Белый дом; а Винс Фостер, с которым мы дружили всю жизнь, согласился работать в управлении юрисконсульта.

Среди тех, кто не участвовал в моей предвыборной кампании, были: коллега Хиллари по комиссии, занимавшейся расследованием, связанным с подготовкой к объявлению импичмента президенту Никсону в 1974 году, Берни Нассбаум, которого я выбрал в качестве юрисконсульта Белого дома; Айра Магазинер, мой однокашник по Оксфорду, который впоследствии вместе снами работал над реформой системы здравоохранения; Говард Пастер, опытный вашингтонский лоббист, который занялся нашими отношениями с Конгрессом; Джон Подеста, мой старый друг со времен кампании Даффи, который стал секретарем по персоналу; Кэти Макгинти, выбранная Алом Гором в качестве специалиста по нашей экологической политике, и Бетти Карри, которая исполняла обязанности секретаря Уоррена Кристофера в переходный период и теперь должна была стать моим секретарем. Эндрю Френдли, молодого уроженца Вашингтона, округ Колумбия, я решил назначить помощником президента, и он должен был сопровождать меня во всех поездках и на всех встречах, следить, прочел ли я информационные документы, и поддерживать контакты с Белым домом, когда мы будем находиться в отъезде. У Ала был свой аппарат сотрудников, руководителем которого стал Рой Нил, также уроженец штата Теннесси. Собственный аппарат сотрудников сформировала и Хиллари, руководитель которого, Мэгги Уильямс, была ее старинной подругой.

Я также заявил, что хотел бы, чтобы Дэвид Уилхелм, руководивший моей предвыборной кампанией, сменил Рона Брауна на посту председателя Национального комитета демократической партии. Дэвид был молод и не имел такого опыта общественной деятельности, как Рон Браун, однако подобным опытом не обладал почти никто. Сильной стороной Дэвида было то, что он энергично занимался организационной работой на низовом уровне, поскольку наша партия остро нуждалась в активизации деятельности на уровне штатов и на местах. Я полагал, что, оказавшись в Белом доме, мы с Алом Гором должны взять на себя львиную долю работы, связанной со сбором средств и выступлениями с публичными декларациями.

Помимо объявлений о назначениях я выступил с заявлением, в котором решительно поддержал военные действия, предпринятые президентом Бушем в Ираке, и впервые сообщил, что буду добиваться суда над президентом Сербии Слободаном Милошевичем за совершенные им военные преступления. Однако прошло еще очень много времени, прежде чем это случилось.

В тот период я также устроил в резиденции губернатора ланч для священников евангелистской церкви. Сделать это мне предложил мой духовник Рекс Хорн, который и составил список приглашенных. Рекс считал, что неофициальная беседа с ними будет полезна для установления по меньшей мере некоторых контактов с общиной евангелистов. Пришли десять священников, включая таких известных всей стране деятелей, как Чарльз Суиндолл, Адриан Роджерс и Макс Лукадо. Мы также пригласили духовника Хиллари из Первой объединенной методистской церкви Литл-Рока, Эда Мэтьюса, чудесного человека, который, мы были уверены, поддержит нас, если во время этого ланча возникнет словесная перепалка. Особенно сильное впечатление на меня произвел Билл Хайбелс — молодой, четко выражавший свои мысли пастырь общинной церкви «Уиллоу крик» близ Чикаго. Он создал ее с нуля, превратив в одну из крупнейших конгрегаций Америки. Так же, как и другие священники, Билл не соглашался с моей точкой зрения на аборты и права гомосексуалистов, однако его интересовали и другие проблемы, в частности вопрос, каким должно быть руководство, чтобы выйти из тупика и уменьшить взаимное недовольство представителей двух партий в Вашингтоне. В течение последующих восьми лет Билл Хайбелс регулярно приходил ко мне, молился вместе со мной, давал мне советы и следил, как он выражался, за моим «духовным здоровьем». Время от времени мы спорили, бывало, не соглашались друг с другом, но общение с ним мне всегда доставляло радость.

В начале моей последней недели в Арканзасе, когда фургоны для перевозки мебели уже стояли у дома, я дал прощальное интервью местным журналистам, в котором признался, что, покидая родной штат, испытываю одновременно гордость и сожаление: «Я счастлив и горд, и в то же время мне так грустно, что к глазам не раз подступали слезы... Мне нравилась моя жизнь здесь». Одна из моих последних задач перед отъездом в Вашингтон была сугубо личной. У Челси дома жила лягушка, которая ей сначала понадобилась для школьной научной программы. Нашего кота Сокса мы собирались взять с собой, а лягушку Челси решила отпустить, чтобы та могла вести «нормальную жизнь», и попросила сделать это меня. Во время пробежки в свой последний день в Арканзасе я сделал остановку на берегу реки Арканзас, достал коробку из-под обуви, в которой находилась лягушка, спустился по крутому склону к воде и отпустил ее. По крайней мере кто-то из нас возвращался к нормальной жизни.