Билл Клинтон - Моя жизнь

В какой-то момент я спросил Бентсена, на какую сумму нам следует сократить дефицит бюджета, чтобы добиться оживления на рынке ценных бумаг. Он ответил, что примерно на 140 миллиардов долларов на пятый год, а за пять лет в целом — на 500 миллиардов долларов. Я решил остановиться на последней цифре, однако даже с помощью нового сокращения расходов и увеличения доходов нам, вероятно, не удалось бы достичь намеченной цели — наполовину сократить дефицит бюджета к концу первого срока моего пребывания на посту президента. Это сокращение полностью зависело от темпов экономического роста.

Поскольку наша стратегия в краткосрочной перспективе могла привести к спаду деловой активности, мы искали пути стимулирования экономического роста. Я встретился с руководством «Большой тройки» автомобилестроительных компаний и с Оуэном Бибером, председателем Объединенного профсоюза рабочих автомобильной и аэрокосмической промышленности и сельскохозяйственного машиностроения, и они подчеркнули: в то время как японские машины составляют почти 30 процентов нашего рынка, рынок Японии все еще преимущественно закрыт для американских автомобилей и запасных частей к ним. Я попросил Мики Кантора найти способ добиться, чтобы японский рынок стал более открытым. Представители быстро развивавшейся отрасли, биотехнологии, говорили мне, что следует расширить сферу применения налогового кредита на научные исследования и опытно-конструкторские разработки и предусмотреть компенсацию для молодых фирм, которые в нынешних условиях не всегда способны полностью его оплатить. Они также выступили за более надежную защиту их патентов от нечестной конкуренции и за изменение и ускорение процесса одобрения продукции Администрацией по контролю за продуктами питания и лекарствами. Я предложил своей команде проанализировать их предложения и представить рекомендации. В конце концов я санкционировал разработку разового предложения по стимулированию в размере 20 миллиардов долларов для расширения деловой активности в краткосрочной перспективе.

Мне очень не хотелось отказываться от снижения налогов для среднего класса, однако, поскольку размеры дефицита оказались большими, чем сообщалось ранее, выбора не было. Кроме того, я знал, что, если наша стратегия даст результаты, средний класс ощутит гораздо более весомые преимущества, чем снижение налогов, в виде уменьшения выплат по ипотечному кредиту и снижения ставок, например, на выплаты за купленный в рассрочку автомобиль, покупки по кредитным картам и студенческие займы. Мы также не в состоянии были увеличить расходы столь значительно, как я обещал во время предвыборной кампании, по крайней мере на первых порах. Однако были уверены, что если в результате сокращения дефицита бюджета процентные ставки снизятся, а темпы экономического роста возрастут, то налоговые поступления увеличатся, и тогда за четыре года я смогу достигнуть намеченных целей в области инвестиций. Но это могло случиться только при условии реализации всех «если».

Существовало еще одно большое «если». Эта стратегия могла сработать только в том случае, если бы ее одобрил Конгресс. После поражения Буша республиканцы как никогда активно выступали против любого увеличения налогов, поэтому мало кто из них, а то и вообще никто, стал бы голосовать за любую предложенную мною программу, включающую новые налоги. Многие демократы, представлявшие консервативные округа, также проявляли большую осторожность при голосовании по налоговым мерам. А либерально настроенные демократы, занимавшие прочные позиции, могли не поддержать бюджет, если в нем радикально сокращались ассигнования на программы, которые они считали необходимыми.

После предвыборной кампании, во время которой в центре внимания находились экономические проблемы Америки, и в момент, когда во всем мире замедлились темпы экономического роста, я намеревался начать свою деятельность на посту президента с разработки беспрецедентной экономической стратегии. Я знал, что, если мне удастся убедить Конгресс принять бюджет и если реакция Федеральной резервной системы и рынка ценных бумаг будет такой, как мы надеялись, эта стратегия сможет обеспечить колоссальные преимущества. В пользу ее принятия существовали убедительные аргументы, однако это самое важное для меня как для президента внутриполитическое решение было сопряжено с огромным риском.

В переходный период я преимущественно занимался формированием кабинета и другими назначениями, а также разработкой нашей экономической программы; однако в это время происходили и другие события. 5 января я провел совещание, на котором было принято решение, что я буду временно продолжать политику президента Буша по перехвату и возвращению на родину гаитян, пытавшихся на лодках добраться до США, хотя во время предвыборной кампании я подвергал ее резкой критике. После того как в 1991 году законно избранный президент Гаити Жан-Бертран Аристид был свергнут генерал-лейтенантом Раулем Седрасом и его союзниками, гаитяне, сочувствовавшие Аристиду, стали покидать остров.

Когда администрация Буша, которая, по-видимому, относилась к Седрасу более благосклонно, чем я, стала возвращать беженцев на родину, это вызвало возмущенные протесты правозащитников. Я хотел, чтобы гаитянам стало легче добиваться получения политического убежища в США, однако меня тревожило, что многие из них, добираясь до нашей страны по бурному морю в непрочных лодках, могли погибнуть, как это произошло примерно с четырьмястами гаитянами за неделю до этого. Поэтому по совету моей команды по национальной безопасности я заявил, что, вместо того чтобы принимать всех гаитян, которым посчастливится живыми добраться до Америки, мы будем расширять наше официальное присутствие на Гаити и ускорим процесс рассмотрения прошений о предоставлении им убежища в США. Тем временем, по соображениям безопасности, мы продолжали задерживать лодки и возвращать их пассажиров на родину. По иронии судьбы, хотя правозащитные организации критиковали это заявление, а пресса охарактеризовала его как нарушение обещаний, данных мной во время предвыборной кампании, президент Аристид поддержал мою позицию. Он понимал, что нам удастся принять в США больше гаитян, чем это сделала администрация Буша, и не хотел, чтобы гибли его соотечественники.

Восьмого января я вылетел в Остин, штат Техас, где жил более двадцати лет назад, работая у Макговерна. После ланча в «Биэр-гарден» Шольца со старыми друзьями тех лет я впервые после избрания на пост президента встретился с руководителем иностранного государства — президентом Мексики Карлосом Салинасом де Гортари. Салинас полностью поддерживал Североамериканское соглашение о свободе торговли (НАФТА), которое он заключил с президентом Бушем. Нас принимала губернатор Энн Ричардс, мой старый друг, также активная сторонница НАФТА. Мне хотелось скорее встретиться с Салинасом, чтобы разъяснить, что я стремлюсь содействовать процветанию и стабильности Мексики, и убедить его, как важны дополнительные соглашения о рабочей силе и охране окружающей среды для укрепления этого договора и активизации сотрудничества в борьбе с контрабандой наркотиков.