Билл Клинтон - Моя жизнь

Через две недели начался последний учебный год в средней школе. Я все еще ощущал подъем после общенационального съезда юношеской секции Американского легиона и твердо намеревался как следует провести последние дни детства.

Самым трудным для меня предметом в средней школе были основы дифференциального и интегрального исчисления. В нашем классе было семь учеников, и этот предмет у нас раньше не преподавался. Я хорошо помню два события. Наш преподаватель, мистер Коу, раздал нам контрольные работы. В моей работе все ответы были правильными, однако оценка свидетельствовала о том, что один из них неверный. Мистер Коу пояснил, что я недостаточно поработал над решением задачи и правильный ответ, вероятно, получил случайно. Действительно, согласно учебнику, для решения этой задачи требовалось на несколько действий больше. Однако в нашем классе был один настоящий гений, Джим Макдугал (нет, не из компании Whitewater [11] В марте 1994 года в Конгрессе США были выдвинуты обвинения против Билла и Хиллари Клинтон в связи с вложением денег в арканзасскую фирму Whitewater Development Corporation с «предосудительными намерениями». В результате разразившегося скандала, получившего название «уайтуотергейт», несколько высокопоставленных чиновников из администрации Клинтона были вынуждены уйти в отставку. Джим Макдугал, партнер супругов Клинтон в компании Whitewater, был признан виновным. В сентябре 2000 года обвинения по делу «Уайтуотер» с Клинтонов были сняты, и они были оправданы за недостаточностью доказательств. — Прим. пер. ), который, посмотрев мою работу, сказал мистеру Коу, что тот должен засчитать мне решение этой задачи, потому что оно абсолютно верно, а кроме того, мой вариант даже лучше, чем в учебнике, потому что короче. После этого он предложил доказать обоснованность своего мнения. Поскольку способности Джима внушали мистеру Коу не меньшее благоговение, чем всем нам, тот сразу же согласился. И Джим исписал математическими формулами всю доску, чтобы доказать, насколько мое решение лучше приведенного в учебнике. Я чувствовал себя полным идиотом. Мне всегда нравилось и до сих пор нравится решать головоломки, но в данном случае я словно пробирался по лабиринту на ощупь. Я совершенно не понимал пояснений Джима и не был уверен, понимал ли их мистер Коу, однако по окончании его великолепного выступления моя оценка была исправлена. В результате я понял две вещи: во-первых, при решении задач хорошее чутье иногда может возместить недостаток интеллекта, и, во-вторых, мне совершенно ни к чему продолжать заниматься высшей математикой.

Двадцать второго ноября, когда наш класс после большой перемены собрался на четвертый урок, мистера Коу вызвали к директору. Он вернулся бледный как полотно и едва мог говорить. Он сказал нам, что в президента Кеннеди стреляли в Далласе и что он, вероятно, убит. Я был просто раздавлен этим известием. Всего четыре месяца назад я видел его, полного жизни и сил, в Розовом саду Белого дома. Столь многое из того, что он сделал и сказал, было воплощением моих надежд и моих политических убеждений: и его речь при вступлении в должность, и проводимая им в Латинской Америке политика «Союз ради прогресса», и проявленное им хладнокровие при разрешении карибского ракетного кризиса, и создание Корпуса мира, и потрясающая фраза из речи «Ich bin ein Berliner» («Я — берлинец»): «Свобода предполагает немало трудностей, и демократия не совершенна, но у нас никогда не было нужды возводить стену, чтобы удерживать наш народ».

После уроков все ученики из корпуса, где проходили занятия нашего класса, пришли в главное здание. Все мы были очень подавлены — все, кроме одного, точнее одной. Я случайно услышал, как одна привлекательная девушка, игравшая вместе со мной в оркестре, сказала, что для страны, может быть, и хорошо, что он погиб. Я знал, что ее семья была более консервативной, чем моя, но тем не менее был потрясен и разгневан тем, что кто-то, кого я считал своим другом, мог сказать такое. Если не принимать в расчет откровенного расизма, это было моим первым столкновением с той ненавистью, с которой мне предстояло еще не раз встретиться за годы моей политической карьеры и которая в последней четверти XX века вылилась в мощное политическое движение. Я рад, что моя приятельница преодолела в себе это чувство. Когда в 1992 году я проводил предвыборную кампанию в Лас-Вегасе, она приехала на одно из моих мероприятий. К тому времени она стала социальным работником и демократом. Я несказанно обрадовался нашему примирению и той возможности залечить старую рану, которую оно мне предоставило.

Я смотрел похороны президента Кеннеди по телевизору и почувствовал некоторое утешение, увидев, с какой сдержанностью Линдон Джонсон принял на себя президентские обязанности, и услышав трогательные слова, которые он при этом произнес: «Я бы с радостью отдал все, что у меня есть, чтобы не стоять здесь сегодня». Постепенно моя жизнь вернулась в привычную колею. Остаток учебного года пролетел незаметно: я работал в ордене де Моле и играл в оркестре, участвовал в поездках оркестра старшеклассников в Пенсаколу, штат Флорида, и на фестиваль оркестров штата, а также замечательно проводил время в компании моих друзей: обедал в кафе «Клаб», где подавали самый лучший голландский яблочный пирог, который я когда-либо пробовал, ходил в кино, на танцы в Ассоциацию молодых христиан, ел мороженое в кафе Кука и барбекю в кафе Маккларда — семейном предприятии с семидесятипятилетней историей, где можно было попробовать пожалуй лучшее в Америке барбекю и, без всякого сомнения, самую вкусную жареную фасоль.

В том году я в течение нескольких месяцев встречался с Сюзан Смитерс, девушкой из городка Бентон, штат Арканзас, расположенного в тридцати милях к востоку от Хот-Спрингс, на шоссе, ведущем к Литл-Року. Часто по воскресеньям я ездил к ней в Бентон, где посещал церковь и обедал с ее семьей. После обеда мать Сюзан, Мэри, ставила на стол блюдо жареных пирожков с персиками или яблоками, и мы с ее отцом Ризом наедались так, что меня едва не приходилось выносить из-за стола. Однажды в воскресенье после обеда мы с Сюзан поехали в город Боксит, расположенный недалеко от Бентона и названный так потому, что в его окрестностях добывали руду для производства алюминия. Добравшись до города, мы решили посмотреть на карьеры и съехали с дороги на твердую, как мне показалось, глинистую почву на самом краю огромного карьера. Прогулявшись вокруг него, мы сели в машину, чтобы возвращаться домой, и тут наше настроение здорово испортилось. Колеса моего автомобиля увязли в мягкой влажной земле, и, несмотря на то что они крутились вовсю, мы не смогли отъехать ни на дюйм. Я нашел какие-то старые доски и подложил их под задние колеса, но и это не помогло. Прошло два часа, начинало темнеть, я сжег протекторы, а мы так и не тронулись с места. Наконец я оставил эту затею и пошел в город пешком, чтобы позвать на помощь и позвонить родителям Сюзан. В конце концов помощь прибыла, и нас на буксире вытащили из образовавшейся глубокой колеи, причем шины моей машины были гладкими, как попка младенца. Когда я привез Сюзан домой, уже давно было темно. Наверное, ее родные поверили нашему рассказу, однако ее отец на всякий случай пошел взглянуть на мой автомобиль. В те гораздо более невинные годы это обидело меня до глубины души.