Билл Клинтон - Моя жизнь

Уже став президентом, я услышал еще один отзыв о лавке моего деда. В 1997 году чернокожая американка по имени Эрнестина Кэмпбелл в интервью, опубликованном в газете города Толедо, штат Огайо, рассказала о том, как ее дед покупал продукты у моего деда «в счет будущей оплаты» и как он привел ее с собой в лавку. Она сказала, что помнит, как играла со мной, и что я был «единственным белым мальчиком во всей округе, который играл с чернокожими детьми». Благодаря своему деду я не знал, что был единственным белым ребенком, который это делал.

Помимо лавки деда единственным местом, где мне удавалось общаться с чужими людьми, был квартал, прилегающий к нашему дому. Там я многое пережил. Я видел, как на другой стороне улицы дотла сгорел дом, и понял, что я — не единственный, с кем случаются беды. Я подружился с мальчиком, который собирал всякую живность. Однажды тот позвал меня посмотреть на змею. Он сказал, что она находится в стенном шкафу, открыл его, а потом втолкнул меня туда в темноту и захлопнул дверь со словами: «Теперь ты можешь познакомиться со змеей». Слава Богу, ее там не было, но я, конечно же, до смерти перепугался. Этот случай показал мне, как забава сильного превращается в жестокость по отношению к слабому и в его унижение.

Наш дом находился всего в квартале от тоннеля, расположенного под полотном железной дороги, который тогда был сделан из грубых просмоленных брусьев. Я любил по ним лазить, слушать, как грохочут наверху поезда, и гадать, куда они направляются и поеду ли я сам когда-нибудь туда.

Я часто играл на заднем дворе с соседским мальчиком. Он и две его красавицы-сестры жили в доме, который был больше и лучше нашего. Мы часами сидели на траве, бросая нож в землю так, чтобы он в нее воткнулся. Его звали Винс Фостер. Он хорошо относился ко мне и никогда не помыкал мною так, как это делают многие мальчишки с теми, кто помладше. Повзрослев, Винс превратился в высокого, красивого, умного, хорошего человека. Он стал крупным адвокатом, моей опорой в начале карьеры и лучшим другом Хиллари в адвокатской фирме Rose. Наши семьи часто встречались в Литл-Роке, главным образом в его доме, где жена Винса Лайза учила Челси плавать. Он вместе с нами пришел в Белый дом и в те безумные первые месяцы был оплотом спокойствия и здравомыслия.

В раннем детстве немалое влияние на меня оказал еще один человек. Это была Одесса — негритянка, которая приходила к нам убираться, готовить и присматривать за мной, пока мои бабушка и дед работали. У нее были крупные выступающие вперед зубы, отчего ее улыбка казалась мне ослепительной и невероятно красивой. Я не терял связи с ней в течение многих лет после того, как уехал из Хоупа. В 1966 году мы с другом навестили Одессу после посещения могил моего отца и деда. Большинство чернокожих в Хоупе жили около кладбища, через дорогу от того места, где когда-то находилась лавка моего деда. Я надолго запомнил нашу встречу на веранде дома, где жила Одесса. Когда настало время уезжать, мы сели в мою машину и поехали по немощеным улицам. Единственным местом, где я видел такие улицы, были негритянские кварталы в Хоупе и, позже, в Хот-Спрингс, перенаселенные людьми, которые много работали, растили детей и исправно платили налоги. Одесса заслуживала лучшего.

Еще одна группа заметных личностей времен моего детства — это родственники: прабабушка и прадед по материнской линии, мои двоюродные бабушка Оти и дедушка Карл Рассел, ну и, конечно, двоюродный дедушка Орен, которого все звали Бадди и который был одним из самых светлых пятен в моей жизни, а также его жена, тетя Олли.

Мои прабабушка и прадед Гришемы жили за городом в небольшом деревянном доме на высоком фундаменте. Поскольку в Арканзасе торнадо случаются чаще, чем где-либо еще в США, большинство людей, живущих в таких хлипких домах, какой был у них, устраивали в земле убежища. Их убежище находилось в переднем дворе, и в нем стояли небольшая кровать и маленький стол с шахтерской масляной лампой. Я до сих пор помню, как заглядывал в этот подвальчик, а мой прадед говорил: «Да, иногда туда заползают и змеи, но они тебя не укусят, если будет гореть лампа». Я до сих пор не знаю, было это правдой или нет. Еще одно мое воспоминание о прадеде — его приезд в больницу, куда я попал с переломом ноги в пятилетием возрасте. Он держал меня за руку, и мы позировали для фотоснимка. Прадед был одет в простой черный пиджак и белую застегнутую на все пуговицы рубашку и выглядел очень старым, как будто сошел с картины «Американская готика» [2] «Американская готика» (1930) — наиболее известная картина американского художника Гранта Вуда (1892-1942). — Прим. пер. .

Сестра моей бабушки Опал — мы называли ее Оти — была красивой женщиной с характерной для всех Гришемов замечательной манерой смеяться, а ее муж Карл, человек тихого нрава, стал первым из известных мне людей, занимавшихся выращиванием арбузов. Песчаная почва в окрестностях города, заливаемая водами реки, идеально подходит для бахчевых культур, а размер арбузов из Хоупа стал предметом гордости его жителей в начале 50-х годов, после того, как они отправили в подарок президенту Трумэну арбуз весом под две сотни фунтов. Лучшие на вкус арбузы, однако, весят не более шестидесяти фунтов. Именно такие выращивал мой двоюродный дедушка Карл; я видел, как он поливал водой из корыта почву вокруг арбузов и как их стебли всасывали ее подобно пылесосу. Когда я стал президентом, Картер Рассел, кузен дяди Карла, еще держал арбузный ларек в Хоупе, где продавались замечательные красные арбузы и сладкие желтые дыни.

Хиллари говорит, что впервые увидела меня в вестибюле юридического факультета Йельского университета, где я хвастался перед своими скептически настроенными сокурсниками величиной арбузов из Хоупа. Когда я был президентом, мои старые друзья из Хоупа выставили несколько арбузов на Южной лужайке Белого дома, и я принялся рассказывать свои арбузные истории представителям подрастающего поколения, которые делали вид, что их интересует предмет, с которым меня когда-то познакомили тетя Оти и дядя Карл.

Брат моей бабушки дядя Бадди и его жена Олли стоят на первом месте в моем расширенном семейном кругу. У них было четверо детей, трое из которых к тому времени, когда я появился на свет, уехали из Хоупа. Дуэйн работал на руководящей должности в обувной фирме в Нью-Хэмпшире. Конрад и Фальба жили в Далласе, хотя оба часто наведывались в Хоуп и сегодня там живут. Майра, младшая из четверых, была королевой родео. Она была замечательной наездницей и впоследствии сбежала с каким-то ковбоем, родила двух мальчиков, развелась и вернулась домой, где руководила местным жилищным управлением. Майра и Фальба — замечательные женщины, которые умеют смеяться сквозь слезы и никогда не бросят родных и друзей в беде. Я рад, что они до сих пор составляют часть моей жизни. Я проводил много времени в доме Бадди и Олли — не только в свои первые шесть лет в Хоупе, но и еще на протяжении сорока лет, пока Олли не умерла, а Бадди не продал дом и не съехался с Фальбой.