Эрих Фромм - Мой пациент – Гитлер. Психоанализ фюрера

Никаких новостей не поступало о том, как он упал на колени и благодарил Бога, когда в 1914 году была объявлена война; и никаких новостей о его военной службе в качестве капрала 16-го баварского пехотного полка. Мы ничего не слышали о его ранении и отравлении газом. Только в начале его политической карьеры в 1920 году мы снова узнали об этом тихом, вежливом мальчике, выросшем среди нас.

Иногда в местных газетах появлялись статьи о группе политических сторонников, которую Гитлер собирал вокруг себя в Мюнхене; рассказы об их ненависти к евреям, к Версальскому миру и почти ко всему остальному. Но особого значения этой деятельности не придавали. Только после того, как в пивном путче 8 ноября 1923 года погибло двадцать человек, Гитлер получил известность среди местных жителей. «Возможно ли, – спросил я себя, – что за всем этим стоит тихий мальчик, которого я знал – сын нежной Клары Гитлер?»

В конце концов даже упоминание имени Гитлера в австрийской прессе было запрещено; тем не менее, мы продолжали получать молву из уст в уста нашего бывшего горожанина: рассказы о преследованиях, которые он начал; перевооружения Германии; грядущей войны. Эта контрабандная новость достигла чутких ушей. Возникла местная нацистская партия.

Теоретически такой партии не могло быть; оно было объявлено вне закона правительством. На практике власти дали на это свое благословение. Местные нацисты, которым отказали в униформе, применили методы идентификации себя для всех. На них были белые чулки. На пальто они носили небольшой полевой цветок, очень похожий на американскую ромашку, а на Рождество они зажигали в своих домах голубые свечи.

Мы все это знали, но ничего не было сделано. Время от времени местные власти находили на могиле Клары Гитлер в Леондинге нацистский флаг и снимали его без всяких церемоний. Тем не менее, надвигающаяся буря в Германии казалась далекой. Прошло довольно много времени, прежде чем я получил известие из первых рук от Адольфа Гитлера. Затем, в 1937 году, несколько местных нацистов посетили партийную конференцию в Нюрнберге. После конференции Гитлер пригласил нескольких из этих людей поехать с ним на свою горную виллу в Берхтесгадене. Фюрер спросил новости о Линце. Как город? Поддерживали ли его там люди? Он попросил новости обо мне. Был ли я еще жив, все еще практикуюсь? Затем он сделал заявление, раздражающее местных нацистов. «Доктор Блох, – сказал Гитлер, – это Эдельджуд», – благородный еврей. Если бы все евреи были похожи на него, не было бы еврейского вопроса». Было странно и в некотором роде лестно, что Адольф Гитлер видел хорошее хотя бы в одном представителе моей расы.

Теперь любопытно оглянуться назад на то чувство безопасности, которое мы испытывали благодаря тому, что жили по правую сторону от воображаемой линии, международной границы. Конечно, Германия не могла бы случайно вторгнуться в Австрию. Франция была дружелюбной. Оккупация Австрии противоречила бы интересам Италии. О, но в те дни мы были слепы! Затем нас захватил захватывающий поток событий. С надеждой мы читаем о поездке [канцлера Австрии] Шушнига в Берхтесгаден; его плебисцит; включение Зейсс-Инкварта в свой кабинет. Возможно, мы переживем этот кризис нетронутыми. Но надежда была обречена на смерть в считанные часы. Как только Зейсс-Инкварт вошел в кабинет, на каждом лацкане росли пуговицы: «Один народ, одно царство, один лидер».

В пятницу, 11 марта 1938 года, Венское радио транслировало лёгкую передачу. Было 7:45 ночи. Внезапно вмешался диктор. Канцлер заговорил. Шушниг вышел в эфир и сказал, что для предотвращения кровопролития он капитулирует перед желанием Гитлера. Границы будут открыты, он закончил свое обращение словами: «Gott schütze Oesterreich» – да защитит Бог Австрию. Гитлер возвращался домой в Линц.

В последующие бессонные дни мы цеплялись за радио. Войска хлынули через границу в Пассау, Куфштайне, Миттенвальде и в других местах. Сам Гитлер переходил реку Инн в Браунау, на своей родине. Диктор, затаив дыхание, рассказал нам историю марша. Сам фюрер останавливался в Линце. Город сошел с ума от радости. У читателя не должно быть сомнений в популярности аншлюса с Германией. Народ одобрил это. Они приветствовали натиск немецких войск цветами, приветствиями и песнями. Звонили церковные колокола. Австрийские войска и полиция братались с захватчиками, и все это ликовало.

На общественной площади Линца, в квартале от моего дома, царила суматоха. Весь день он звенел песней Хорста Весселя и Deutschland über Alles. Над головами гудели самолеты, и передовые части немецкой армии приветствовали их громкими возгласами. Наконец радио объявило, что Гитлер находится в Линце.

Горожанам были даны предварительные инструкции. Все окна по маршруту шествия должны были быть закрыты. Каждый должен быть зажжен. Я стоял у окна своего дома, выходящего на Ландштрассе. Гитлер пройдет раньше меня.

Вскоре прибыла процессия – большой черный автомобиль «Мерседес», шестиколесный мотор, по бокам стояли мотоциклы. Хрупкий мальчик, которого я так часто лечил и которого не видел тридцать лет, стоял в машине. Я оказал ему только доброту; что ему теперь делать с людьми, которых я любил? Я посмотрел поверх голов толпы на Адольфа Гитлера.

Это был момент напряженного возбуждения. В течение многих лет Гитлеру отказывали в праве посетить страну, в которой он родился. Теперь эта страна принадлежала ему. Восторг, который он чувствовал, был написан на его лице. Он улыбался, махал рукой, отдавал нацистское приветствие людям, заполнившим улицу. Затем на мгновение он взглянул на мое окно. Я сомневаюсь, что он видел меня, но у него, должно быть, была минута размышлений. Здесь был дом Эдельджуда, который диагностировал смертельный рак своей матери; здесь была приемная человека, лечившего его сестер; вот то место, куда он ходил мальчиком лечить свои легкие недуги.

Это был короткий момент. Затем процессия исчезла. Он медленно двинулся на городскую площадь – некогда площадь Франца-Иосифа, которая вскоре будет переименована в площадь Адольфа Гитлера. Он говорил с балкона ратуши. Я слушал радио.

Исторические слова: Германия и Австрия теперь были одним целым.

Гитлер обосновался в отеле Weinzinger, в частности просил квартиру с видом на гору Поэстлинг. Эта сцена была видна из окон скромной квартирки, где он провел свое детство.

На следующий день он позвонил нескольким старым знакомым: Оберхаммеру, местному партийному функционеру; Кубичек [Кубичек], музыкант; Лидель, часовщик; Доктор Хьюмер, его бывший учитель истории. Было понятно, что он не мог пригласить меня, еврея, на такую встречу; все же он справился обо мне. Некоторое время я думал попросить об аудиенции, но потом решил, что это будет неразумно.