Эрих Фромм - Мой пациент – Гитлер. Психоанализ фюрера

Биографы Гитлера неоднократно обращались ко мне за заметками о его юности. В большинстве случаев я отказывался говорить. Но я разговаривал с одним из этих мужчин. Это был приятный джентльмен средних лет из Вены, выходец из правительственного ведомства, возглавляемого Рудольфом Гессом, из ближайшего окружения нацистов. Он писал официальную биографию. Я сообщил ему все подробности, которые смог вспомнить, а также свои медицинские записи, которые он впоследствии отправил в штаб нацистской партии в Мюнхене. Он пробыл в Линце и Браунау несколько недель; затем проект внезапно прекратился. Мне сказали, что его отправили в безмолвный концлагерь. Почему я не знаю.

Когда, наконец, настала моя очередь уехать из Линца в Америку, я знал, что у меня не получится взять с собой свои сбережения. Но гестапо оказало мне еще одну услугу. Мне должны были разрешить вывозить из страны шестнадцать марок вместо обычных десяти!

Нацистская организация врачей дала мне письмо, ценность которого я не знаю, в котором говорится, что я «достоин рекомендации». Далее говорилось, что благодаря моему «характеру, медицинским знаниям и готовности помогать больным» я завоевал «признание и уважение своих собратьев».

Один партийный чиновник предположил, что я должен выразить некоторую благодарность за все эти услуги. Может быть, письмо фюреру? Перед тем, как уехать из Линца холодным туманным ноябрьским утром, я написал это. Интересно, было ли это когда-нибудь получено. Это читать:

Ваше превосходительство!

Перед прохождением границы хочу выразить благодарность за полученную защиту. В материальной бедности я уезжаю из города, в котором прожил сорок один год; но я оставляю сознание того, что жил самым точным исполнением своего долга. В шестьдесят девять лет я начну новую жизнь в чужой стране, где моя дочь упорно трудится, чтобы содержать свою семью.

С уважением Эдуард Блох

Во время повторной оккупации Рейнской области в 1936 году Гитлер, давая объяснение своим поступкам, использовал необычную риторическую фразу. Он сказал: «Я следую своему курсу с точностью и осторожностью лунатика». Даже в то время она потрясла мир, как необычное утверждение неоспоримого лидера шестидесятисемимиллионного народа, сделанное в разгар международного кризиса. Гитлер хотел, чтобы оно было своего рода заверением его осторожным последователям, которые ставили под сомнение разумность его курса.

Однако кажется, что это было истинным признанием. И если бы только осторожные последователи осознали его значение и подоплеку, у них были бы основания для намного большей озабоченности, чем та, которая появилась после предложения Гитлера повторно оккупировать Рейнскую область. Ибо, благодаря избранному курсу, этот лунатик безошибочно шел неизведанными дорожками, которые вывели его к вершинам успеха и власти, ранее недоступным. И все же курс манил его до того дня, когда он стал на грань катастрофы. Он войдет в историю как наиболее обожаемый и наиболее ненавистный человек, которого только знал мир.

Многие люди задумывались и спрашивали себя: «Искренен этот человек в своих начинаниях или же он мошенник?» Действительно, даже фрагментарное знание его прошлой жизни дает основание задать этот вопрос, особенно еще и потому, что наши корреспонденты представили нам много противоречивых мнений. Временами кажется почти непостижимым, что этот человек мог быть искренним и совершить то, что совершил в ходе своей карьеры Гитлер. И все же все его бывшие соратники, с которыми мы смогли связаться, а также многие из наших иностранных корреспондентов, твердо убеждены: Гитлер по-настоящему верит в свое собственное величие. Фукс цитирует слова Гитлера, сказанные Шушнигу во время интервью в Берхтесгадене: «Вы понимаете, что находитесь в присутствии величайшего немца всех времен?» Раушнингу он как-то заявил: «Но мне не нужно ваше одобрение, чтобы убедить меня в моем историческом величии». А Штрассеру, который однажды взял на себя вольность заметить, что, по его мнению, Гитлер ошибается, он ответил: «Я не могу ошибаться. То, что я делаю и говорю, имеет историческое значение». Можно привести много подобных высказываний Гитлера. Охснер очень хорошо сформулировал свое отношение к этому вопросу следующими словами:

«Он считает, что никто в истории Германии не был подготовлен так основательно, как он, чтобы привести немцев к верховенству, которого желали все германские государственные деятели, но достичь не смогли».

В этом отношении Гитлер не ограничивает себя только ролью государственного деятеля. Он также считает себя величайшим военачальником, как, например, когда говорит Раушнингу:

«Я не играю в войну. Я не позволяю генералам отдавать мне приказы. Война проводится мной. Точный момент нападения будет определяться мной. Будет лишь одно время, которое станет воистину благоприятным, и я буду ждать его с несгибаемой решимостью. Я не пропущу его…».

Нужно признать, что Гитлер сделал определенный вклад в немецкую тактику и стратегию наступления и обороны. Он считает себя выдающимся экспертом в юридической области и не краснеет, когда, стоя перед Рейхстагом, заявляет на весь мир: «В последние двадцать четыре часа я был верховным судом немецкого народа».

Более того, он также считает себя величайшим из всех германских архитекторов и тратит много времени, вычерчивая новые здания и планируя перестройку целых городов. Несмотря на то, что Гитлер не смог сдать вступительные экзамены в Академию искусств, он считает себя единственным компетентным судьей в этой области. Хотя несколько лет назад он и назначил комитет, состоящий из трех человек, который действовал в качестве окончательного судьи по всем вопросам искусства, но когда принятые вердикты не удовлетворили его, он распустил комитет и взял на себя его обязанности. Нет никакой разницы, сфера ли это экономики, образования, международных отношений, пропаганды, кинематографа, музыки или женской одежды. Абсолютно в каждой области Гитлер считает себя неоспоримым авторитетом. Он также гордится своей твердостью и непоколебимостью:

«Я – один из самых непреклонных людей Германии за целые десятилетия, возможно, столетия, имеющий более высокий авторитет, чем какой-либо иной немецкий лидер… Но превыше всего я верю в свой успех, я верю в него безоговорочно».

Эта вера в собственную силу фактически граничит с чувством всемогущества, которое Гитлер и не собирается скрывать. Один дипломат делится своим впечатлением:

«После событий последнего года его вера в собственный гений или, можно сказать, в свою звезду, безгранична. Его окружение ясно видит, что он безоговорочно считает себя непогрешимым и непобедимым. Этим объясняется то, что он уже не может переносить ни критики, ни различных мнений. Если кто-то пытается противоречить Гитлеру, то ему это кажется преступлением против собственной персоны; противостояние его планам, с какой бы стороны оно не шло, расценивается как святотатство, на которое единой реакцией может быть незамедлительное и разящее проявление его всемогущества».