Александр Панцов - Чан Кайши

Понимая также, что в основе марксизма лежит учение о решающей роли экономических факторов в развитии цивилизации, он прочел тогда же и две книги по экономическим вопросам: «Принципы экономики» знаменитого английского экономиста Альфреда Маршалла и «Принципы национальной экономики» японского автора Цумура Хидемацу. Чтение этих книг только усилило его ненависть к китайским богачам. «Я прочел “<���Принципы> экономики”, — записал он в дневнике, — и они меня расстроили. Я думаю, что основать какие-либо предприятия <���в Китае> невозможно до тех пор, пока китайские бизнесмены не избавятся от своих вредных привычек».

Повышенный интерес к России продолжал проявлять и Сунь Ятсен.

В ноябре 1920 года Сунь принял в своем шанхайском особняке на улице Мольера советского коммуниста Григория Наумовича Войтинского (настоящая фамилия Зархин; 1893–1953), посланного в Китай Владивостокским отделением Дальневосточного бюро российской компартии по согласованию с Исполкомом Коминтерна (ИККИ) для установления связи с местной левой интеллигенцией и организации коммунистического движения. Как вспоминал Войтинский, в ходе беседы речь шла о том, чтобы «соединить борьбу Южного Китая с борьбой далекого Советского государства».

Но отправлять Чан Кайши в Москву Сунь по-прежнему не собирался: талантливый военный нужен ему был в Китае. В апреле 1920 года Сунь решительно потребовал, чтобы Чан вновь присоединился к армии Чэнь Цзюнмина. В тонкости личных взаимоотношений между своими соратниками он входить не хотел. И Чан Кайши пришлось подчиниться.

Однако на юге на этот раз он пробыл совсем недолго. Уже через три недели, устав от новых склок, опять все бросил и вернулся в Шанхай. Его по-прежнему тянуло в Европу, если не в Россию, то хотя бы во Францию, но Сунь противился. И тут, как нарочно, в начале мая Чан неожиданно на целый месяц слег в больницу с тифом, так что ни о какой поездке вообще уже не могла идти речь — ни на юг Китая, ни в Россию, ни во Францию.

Когда же Чан выздоровел, в июле 1920 года он все же по приказанию Суня вновь отправился к Чэнь Цзюнмину. Правда, опять-таки ненадолго. Прибыл он в Чжанчжоу 16 июля, в очередной раз впал в депрессию и уже 7 августа вернулся в Шанхай. Его душила злоба: уже четыре раза он ездил на юг, и все безрезультатно. Гуандунская армия, с его точки зрения, была недееспособна, офицерский корпус разъедала коррупция, на него (Чана) по-прежнему смотрели как на чужака, а с Чэнь Цзюнмином у него так и не сложились отношения. «Надежд на то, что Гуандунская армия сможет воевать, нет, — записал он в дневнике, — опять хочу поехать в Россию, чтобы всесторонне ознакомиться с ситуацией <���там>».

В Шанхае Чан так же, как в молодости, проводил ночи в борделях. Позже он признавал: «Люди говорят, что я распутен до крайности, но они не знают, что я таким образом заглушаю глубочайшую депрессию». Его друзья и соратники, в том числе «кровные братья» Дай Цзитао и «цикада» Чжан, уговаривали Чана вернуться на юг, но он и слышать не хотел о новой поездке. В конце концов Сунь Ятсен предложил ему выбор: либо поехать в Россию, если ему так уж этого хочется, либо в Сычуань — организовывать там революционное движение, либо все-таки вернуться в армию Чэнь Цзюнмина. Но дал понять, что сам он хотел бы, чтобы его ученик выбрал Чэнь Цзюнмина. Это был тест на лояльность. И Чану хватило сил все-таки обуздать себя. «У меня есть долг перед друзьями и партией; свои стремления надо обращать на пользу государства», — решил он и в пятый раз отправился на юг.

В тот момент командующий Чэнь по требованию Сунь Ятсена начал активно готовиться к борьбе против старых врагов Гоминьдана — гуансийских милитаристов, по-прежнему оккупировавших Кантон. Сунь тогда опять решил сделать этот южнокитайский город своей революционной базой. Так что момент был очень важный. Чэнь сразу же назначил Чана командиром 2-го корпуса. Это уже была генеральская должность, так что амбиции Чан Кайши, казалось, должны были быть удовлетворены.

Чан разработал планы трех военных операций, которые генерал Чэнь принял и успешно реализовал. Не только Кантон был взят, но и вся провинция Гуандун очищена от гуансийских милитаристов. Несмотря на это, гордый Чан, посчитавший, что свой долг он выполнил, тут же опять впал в депрессию и уехал, подав в начале ноября 1920 года новое прошение об отставке.

Да, трудно было Сунь Ятсену утверждать единоначалие в партии! Похоже, он действительно ценил Чана, этого талантливого, целеустремленного и смелого офицера, но в то же время «нетерпеливого, бескомпромиссного, импульсивного и невыдержанного <���человека>, у которого периодически проявлялись симптомы психосоматического заболевания», то есть расстройства психики, вызванного сильными отрицательными эмоциями. Пытаясь в очередной раз образумить строптивца, Сунь написал ему короткое, но весьма знаменательное письмо, в котором высказал недовольство его поведением: «Моему дорогому старшему брату (вежливое обращение в старом Китае. — А. П.) Чан Кайши! Когда наш старший брат Чэнь Цзюнмин, стараясь изо всех сил, с боем вернулся в Кантон, он действовал в интересах нашей партии и нашего государства. Мы, с нашей стороны, изо всех сил помогаем ему… Наше сотрудничество <���с ним> не носит обычный временный характер… Я доверяю ему точно так же, как в свое время доверял… Чэнь Цимэю… Но у тебя очень вспыльчивый характер, и твоя ненависть к посредственности чрезмерна. Это часто приводит к конфликтам и осложняет сотрудничество. Поскольку партия возложила на твои плечи великую и тяжелую ответственность, ты должен, хотя бы немного, пожертвовать своими высокими идеалами и постараться пойти на компромисс. Это <���надо сделать> просто в интересах партии, и я никоим образом не требую от тебя отказаться от принципов. Согласишься ли ты со мной, мой старший брат, или нет?»

Чан не согласился. Бросил всё и уехал в Сикоу. А Сунь Ятсен 25 ноября 1920 года отправился в освобожденный от гуансийских войск Кантон. 29 ноября он вновь образовал южнокитайское военное правительство в этом крупнейшем городе Южного Китая, расположенном на левом (северном) берегу широкой реки Чжуцзян (Жемчужная) в 150 километрах от английской колонии Гонконг. Кантон, основанный еще в 214 году до н. э., всегда был важным торговым центром страны. В начале же XX века жизнь в нем бурлила не слабее, чем в Шанхае, хотя внешне он совсем не походил на столицу Восточного Китая, которая была больше других китайских городов «испорчена» западной цивилизацией.

Образовав новое правительство, Сунь стал в этом городе обустраиваться. 25 декабря в деревню к Чану приехал его друг Дай Цзитао (по-видимому, по приказу Суня) — просить вернуться на юг. Дай заявил: