Александр Панцов - Чан Кайши

Нельзя добиться успеха, целиком завися от помощи посторонних. Будет в высшей степени неумно, если мы отрешимся от всякого чувства собственного достоинства и унизимся до того, что начнем идолопоклонствовать перед иностранцами в надежде, что они, исполнившись альтруизма, станут для нас носителями “небесной воли”. Их интернационализм и мировая революция есть не что иное, как царизм под другим названием. Он используется лишь для того, чтобы легче ввести в заблуждение внешний мир».

Вместе с докладом Чан Кайши послал Суню и резолюцию Коминтерна по вопросу о национальном движении в Китае и о Гоминьдане. На словах же он передал Суню через Ляо Чжункая, что русским можно доверять не более чем на 30 процентов. Это же он сообщил и Ван Цзинвэю.

Но, к его разочарованию, Сунь не прислушался к предостережениям: помощь Москвы была крайне необходима вождю Гоминьдана. Сунь принял, по крайней мере формально, почти все рекомендации Коминтерна. Он не захотел принять только одну из них: по аграрному вопросу. Резолюция Президиума Исполкома Коминтерна будет им использована при написании Манифеста о реорганизации Гоминьдана, который получит одобрение I съезда этой партии в конце января 1924 года.

Чан с Дженни приехали в Кантон за четыре дня до открытия съезда, 16 января, после неоднократных просьб Сунь Ятсена, «цикады» Чжана, Ху Ханьминя, Ляо Чжункая и других вождей Гоминьдана. Сунь хотел, чтобы Чан рассказал ему лично о поездке в СССР. Выслушав Чана, он 24 января назначил его председателем подготовительного комитета по организации особого учебного заведения Гоминьдана — Офицерской школы сухопутных войск. Невзирая на свое негативное отношение к большевикам, Чан, по требованию Суня, должен был создать эту школу с помощью советских советников, тем более что сама идея школы исходила от большевиков, да и деньги на организацию школы (900 тысяч рублей) дали они же в дополнение к 186 тысячам 600 юаням, которые наскребло суньятсеновское правительство.

Чан не вошел в число 198 делегатов I съезда Гоминьдана, официально провозгласившего образование единого национального фронта Гоминьдана и КПК при сохранении самостоятельности коммунистов внутри ГМД. Но в качестве гостя он вместе с Дженни присутствовал на его заседаниях, проходивших в центре Кантона, в актовом зале Национального высшего педагогического института с 20 по 30 января 1924 года. Не вошел он и в избранные на съезде партийные органы — Центральный исполнительный комитет (ЦИК), состоявший из 41 человека (24 членов и 17 кандидатов), и Центральную контрольную комиссию (ЦКК) из пяти членов и пяти кандидатов. Ну и, разумеется, не стал членом высшего органа партийной власти — Постоянного комитета ЦИК Гоминьдана, в который Сунь включил восемь своих ближайших политических соратников, в том числе знакомых нам Ляо Чжункая, Дай Цзитао, Ху Ханьми-ня и Ван Цзинвэя, а также коммуниста Тань Пиншаня, что символизировало наличие в Китае единого фронта.

Вряд ли Чану было приятно, что его обошли вниманием (Дженни пишет, что он «почувствовал себя маленьким и незначительным»), но назначение председателем подготовительного комитета по организации офицерской школы улучшало настроение.

Чан еще до приезда в Кантон знал, что Сунь решил сделать его начальником школы. Об этом ему 26 декабря написали Ху Ханьминь, Ляо Чжункай и Ван Цзинвэй. Первоначально, правда, Сунь хотел назначить на этот пост генерала Чэн Цяня, выпускника японской пехотной академии, возглавлявшего в его ставке военно-политический отдел. Этот генерал накануне организовал при своем отделе военные курсы, вот Сунь и думал, что он будет лучшей кандидатурой. Но пока Чан ехал из Москвы в Шанхай, вождь передумал, решив отдать этот пост ему, так как Чан находился не удел. 3 февраля Сунь Ятсен вновь ввел его в Военный совет Гоминьдана. К тому времени Сунь уже определил место будущей школы: небольшой остров Чанчжоу в районе Хуанпу (на местном диалекте — Вампу) в дельте полноводной реки Чжуцзян, в 40 л и к востоку от Кантона. Здесь располагались здания бывших военных школ Гуандунской армии: пехотной и военно-морской. По названию района эта школа стала именоваться Вампу.

Чан с энтузиазмом занялся организацией школы, но неожиданно 21 февраля опять все бросил и в очередной раз подал в отставку. Сунь ее принял, назначив исполняющим обязанности председателя подготовительного комитета по организации школы Ляо Чжункая. Дело в том, что на одном из заседаний подготовительного комитета Чан разругался с советскими военными советниками, решив, будто его точку зрения ни во что не ставят. Самое обидное было то, что товарищи по партии и даже Сунь оказались не на его стороне. Позже Чан объяснил, что «отказался возглавить военную школу Вампу», потому что «заметил, что некоторые члены нашей собственной партии под влиянием коммунистической демагогии начали колебаться (то есть симпатизировать коммунистам. — А. П.). У меня появились дурные предчувствия».

Одним из таких членов партии был 47-летний Ляо Чжункай, наиболее левый из членов Гоминьдана, известный в партийной среде под псевдонимом Туфу (Смерть богачам). Да и сам Сунь, как мы знаем, занимал в то время довольно левую позицию. В длинном письме вождю Чан объяснил, что чувствует его недоверие к себе. Он напомнил Суню, что был рядом с ним на крейсере «Юнфэн», что всегда готов следовать за ним. На недоверие Суня он пожаловался и Ляо Чжункаю в не менее длинном письме, где также выразил сожаление, что Ляо «чересчур доверяет русским», а тому, что говорит он, Чан, не верит, совершенно не утруждая себя проверкой того, кто прав, а кто нет. «Если так и дальше пойдет, — резюмировал Чан в письме Ляо, — неизбежно возникнет кризис». Он вновь объяснил, что русские хотят подчинить себе Гоминьдан, а их стратегическая цель заключается в том, чтобы привести к власти КПК: «По моим впечатлениям, Русская партия неискренна. Когда я говорил тебе, мой старший брат, что русским можно доверять только на 30 процентов, я делал это только потому, что ты, мой старший брат, так горячо верил русским, что я не осмеливался расстраивать тебя совершенно».

В интенсивной переписке Сунь объяснил Чану, что на самом деле он старается лишь использовать русских, а отнюдь не идти у них на поводу: «<���Мы> заимствуем все положительное <���у России> и отвергаем все отрицательное. Мы просто надеваем на Советскую Россию ярмо и едем на ней». И еще: «Коммунизм и Гоминьдан не могут сосуществовать в Китае. Мы должны принять коммунистов <���в нашу партию> и преобразовать их. Три народных принципа будут хорошим плавильным котлом». Получая помощь от большевиков, Сунь, несмотря на весь свой антиимпериализм, время от времени старался установить связи с Великобританией и США. Так, в феврале 1923 года его близкий соратник Чэнь Южэнь (Юджин или иначе: Евгений Чэнь) обсуждал возможность получения помощи от американцев с одним из сотрудников Государственного департамента США, а в январе 1924 года сам Сунь вел переговоры о том же с послом США в Китае. 20 февраля 1923 года, находясь в Гонконге, Сунь, будто забыв о том, что еще год назад уверял, что хочет построить в Китае «республику самого нового типа» по образцу Советской России, заявил китайским студентам местного университета: «Мы должны взять Англию за образец, внедрив принципы устройства ее хорошего правительства во всем Китае».