Александр Панцов - Чан Кайши

Непростые отношения с ведущими империалистическими державами и с СССР заставили Чан Кайши искать союзников среди стран, которые тоже испытывали гнет империализма, особенно среди тех, кто потерпел поражение в Первой мировой войне. С конца 1920-х годов в центре внимания Чана оказалась Германия, которая «в отличие от СССР, не имела не только союзников внутри Китая <���таких, как КПК>, но и не преследовала великодержавных интересов».

Чан, как мы помним, давно интересовался Германией и когда-то, в 1912–1913 годах, даже изучал немецкий язык и собирался ехать туда на учебу. Теперь же он не мог не учитывать того, что в 1920-е годы именно Германия, лишенная по условиям Версальского мира возможности перевооружиться самой, стала главным продавцом вооружений Китаю: на ее долю приходилось 42 процента китайского импорта оружия. Кроме того, именно в Германии существовал большой рынок профессиональных военных кадров, лишившихся работы в связи с сокращением армии и флота.

В самом конце декабря 1927 года Чан Кайши назначил своим политическим, экономическим и военным советником немецкого полковника Макса Бауэра, прибывшего в Китай за полтора месяца до того. Бравый артиллерист, служивший во время мировой войны в немецком Генштабе и удостоенный в декабре 1916 года высшей прусской награды, ордена «За заслуги», был Чану рекомендован генералом Ли Цзишэнем, у которого Бауэр служил пару недель в Кантоне.

Максу Бауэру шел пятьдесят девятый год, но он был полон энергии и грандиозных планов. Чана он покорил тем, что, так же как он, отрицал и империализм, и коммунизм, выступая за то, чтобы «каждая нация… развивала свой собственный социализм, свою собственную форму правления». Бауэр заверил Чана, что разделяет идеи Сунь Ятсена и может принести пользу Гоминьдану — партии, которая, с его точки зрения, «одержит победу, поскольку ее цели идут в русле естественного развития Китая».

Побывав в Германии в марте 1928 года, Бауэр подыскал там группу военных специалистов и в ноябре того же года вернулся в Нанкин с двадцатью пятью офицерами. Их задача заключалась в подготовке нескольких образцовых дивизий НРА, хорошо обученных и вооруженных новейшим оружием германского производства. Для этого по инициативе Бауэра в Берлине при китайском посольстве был открыт торговый департамент, занимавшийся закупками вооружения и промышленных материалов в Европе. В 1928 году первые два китайских офицера прибыли на учебу в дрезденскую пехотную школу.

После гибели Бауэра (он умер от оспы 6 мая 1929 года [41] В Китае долго ходили слухи, что Макс Бауэр был отравлен одним из его китайских врагов. ), к которому Чан относился с огромным уважением, главным советником Чана стал другой немецкий офицер-националист — полковник Герман Крибель, в свои 63 года успевший покомандовать нацистским ополчением, принять участие в гитлеровском путче в Мюнхене в ноябре 1923 года и даже посидеть в одной камере с Гитлером в замке Ландсберг на юге Баварии. Но Чану Крибель не понравился: он, как и советский советник Кисанька, был чересчур заносчив; более того, в отличие от Бауэра, уделял больше внимания разработке тактических проблем, нежели реорганизации НРА. По требованию Чан Кайши Крибель вскоре вернулся в Германию, а Чан попытался заполучить в советники самого фельдмаршала Эриха Людендорфа (бывшего начальника Генштаба немецкой армии во время Первой мировой войны), тоже, кстати, участвовавшего в гитлеровском «пивном» путче. Тот, однако, отказался, и вместо него в Нанкин в мае 1930 года прибыл другой знаменитый генерал (возглавлявший Генштаб рейхсвера в 1926–1930 годах) Георг Ветцель. За ним последовали новые немецкие офицеры. И если в мае 1930 года в армии Чана насчитывалось сорок советников из Германии, то к декабрю 1930 года — уже пятьдесят, а в 1934-м — девяносто.

Немецкие военные советники старались помочь Чану как в создании пяти образцовых дивизий, так и в разработке важнейших военных кампаний против всех его внутренних врагов, что было крайне важно, поскольку никакого мира внутри страны после завершения Северного похода не наступило. Несмотря на то, что в Китае после формального объединения было введено строго централизованное управление по административно-территориальному принципу (провинция — уезд) и страна была поделена на 28 провинций и две территории (Внутреннюю Монголию и Тибет), тоже формально подчиненные центру, войны между кланами милитаристов, полностью контролировавших свои территории, продолжались. Только теперь все олигархи выступали под знаменем одной партии — Гоминьдана. «Каждая фракция оппозиции, — писал современник, — декларирует верность принципам Гоминьдана… Каждая из армий, сражающихся с Нанкином, размахивает гоминьдановским флагом».

В феврале — апреле 1929 года весь Южный Китай оказался втянут в войну между Чан Кайши и группировкой гуансийских милитаристов во главе со знакомыми нам генералами Ли Цзунжэнем и Бай Чунси, которых поддерживали хозяин Гуандуна генерал Ли Цзишэнь и ванцзинвэ-евцы. Катализатором новой войны стала конференция по демобилизации, которую Чан созвал в Нанкине в январе 1929 года. В ней участвовало 22 высших командира НРА. Чан председательствовал. В течение двадцати пяти дней ее участники обсуждали проекты сокращения вооруженных сил, но так ни к чему и не пришли: «Конференция не просто провалилась, она закончилась полной катастрофой». Генералы ревниво отнеслись к планам Чана реорганизовать армию за счет сокращения их войск.

Ли Цзунжэнь и Бай Чунси были особенно недовольны. Первый из них, «маленький, крепкий и не блещущий красотой» генерал, чувствовал, что сам был способен «занять место Чан Кайши во главе государства». И он действительно производил впечатление человека, «обладавшего мощной духовной и физической силой… Он был очень амбициозен». «Невероятно честолюбив и энергичен» был и его младший партнер Бай, «высокий, хорошо сложенный человек с высоким лбом интеллектуала», хромавший на левую ногу. Он был мусульманином, но охотно пил вино и ел свинину, что усиливало его авторитет в гуансийских войсках, в которых в основном служили немусульмане. Оба были талантливыми полководцами и полностью подчиняться Чану не собирались. Вместе с другими олигархами они стали распространять слух о том, что Чан стремится установить в Китае личную диктатуру.

Были ли они правы и стремился ли Чан на самом деле стать диктатором? Скорее всего, да. Но ведь кто-то должен был удерживать Китай, то и дело разваливавшийся на куски, в крепкой узде! Китай, где по-прежнему хозяйничали милитаристы, лишь номинально признавшие власть центра. Где капитализм еще не стал определять все стороны общественной жизни, где не сложилось общего рынка, где в экономике были представлены все известные истории хозяйственные уклады и экономическая и социальная жизнь значительной массы населения, 97 процентов которого было безграмотным, замыкалась в стабильных местных границах.