Юрий Фельштинский - Оруэлл

Тем временем Блэр завершил первую большую книгу очерков, которую назвал «Исповедь мойщика посуды». В основном она была посвящена впечатлениям о нищем и голодном Париже. Работа над книгой заняла чуть больше полутора лет, с января 1930-го по август 1931 года. По рекомендации Риза рукопись — «французские главы», написанные в форме дневника, — была представлена осенью 1930 года известному издателю Джонатану Кейпу, публиковавшему художественную и публицистическую литературу, в основном книги известных авторов. Среди излюбленных его писателей были Эрнест Хемингуэй, Артур Рэнсом, Сидней и Беатриса Вебб, Сэмюэл Батлер.

Кейп с ходу отверг «Исповедь», полагая, что она не найдет читателя, что рукопись фрагментарна и малоинтересна. Риз, которому очерки Блэра понравились, представил рукопись еще в два издательства. По его рекомендации Эрик заменил дневниковую форму изложением по главам, существенно дополнил книгу впечатлениями о нищете в Великобритании, однако и в таком виде рукопись была отвергнута.

Расстроенный и разочарованный, Эрик отдал рукопись Мейбл Фирц, с которой виделся иногда в редакции «Адельфи» или по вечерам. В апреле 1932 года та передала книгу (без ведома автора, который посоветовал ее выбросить) своему знакомому, литературному агенту Леонарду Муру. В литературных кругах Лондона Мур считался высококвалифицированным экспертом по вопросам читательского спроса и прибыльности издательств. У него был респектабельный офис на Стрэнд — одной из деловых лондонских улиц, соединяющей район Вестминстера (центра политической жизни) с Сити (центром бизнеса). Уже через несколько дней Мур позвонил Блэру, сказал, что рукопись ему понравилась, предложил свои услуги как постоянного литературного агента (тот, разумеется, согласился) и начал продвигать его произведение {201} 201 См.: New York Public Library. Berg Collection (далее — NYPL. BC). Eric Blair. Letter to L. Moore. 1932. April 26. . Леонард Мур остался литературным агентом писателя до самой его смерти.

Любопытно, что на протяжении почти двадцати последующих лет между ними не случилось личного сближения. Отношения оставались формальными. Блэр — Оруэлл начинал каждое письмо Муру словами «Дорогой господин Мур», иногда «Дорогой сэр», а заканчивал «Искренне Ваш». Единственное изменение, произошедшее после Второй мировой войны: в обращении стало опускаться слово «господин», и письма открывались словами «Дорогой Мур».

Познакомившись с очерками, Мур счел, что и по тематике, и по литературным качествам они подходят издательскому дому Виктора Голланца, созданному совсем недавно, в 1928 году, и придерживавшемуся социалистической ориентации. В августе 1932-го рукопись была передана Голланцу, который счел ее «исключительно сильным и социально важным документом» {202} 202 Цит. по: Crick B. Op. cit. P. 223–224. и выразил готовность опубликовать при условии устранения языковых вульгарностей и замены нескольких имен, которые легко было идентифицировать, что могло привести к юридическим проблемам и для издателя, и для автора. Блэр согласился внести поправки и даже получил аванс в 40 фунтов — немалую по тем временам сумму.

Голланц считал, что название книги надо изменить — выбросить упоминание о мойщике посуды, поскольку этот персонаж встречается в тексте очень редко. В результате остановились на «Down and Out in Paris and London» {203} 203 См.: Shelden M. Op. cit. P. 180. (в русском варианте — «Фунты лиха в Париже и Лондоне» [24] Перевод В. Домитеевой. ).

Эрик Блэр не хотел выпускать книгу под своим именем, будучи уверен, что откровенные описания и собственной нищеты (подчас несколько преувеличенные), и тех отвергнутых обществом людей, с которыми он общался, шокируют и родителей, и родственников, да и некоторых читателей, знавших его как журналиста. Обсуждались несколько вариантов псевдонима. Эрик склонялся к имени П. С. Бертон, которое он уже использовал, когда бродяжничал. Издатель, несколько раз выигрывавший в суде дела по обвинению в клевете, склонялся к совершенно нейтральному псевдониму X, однако не смог уговорить Блэра, справедливо считавшего, что литературную карьеру с таким именем сделать невозможно. В конце концов остановились на имени Джордж Оруэлл. Никакого сколько-нибудь серьезного смысла в этот псевдоним заложено не было. Эрик избрал себе имя Джордж, потому что это было одно из самых распространенных английских имен. Что же касается фамилии, то Оруэлл — это название реки в графстве Саффолк в Восточной Англии, неподалеку от Саутволда, где жили его родители. Он любил в одиночестве побродить по берегу этой реки, а иногда с удовольствием ловил там рыбу.

Псевдоним, однако, закрепился, оставшись с Эриком Блэром на всю жизнь. По словам британских биографов Оруэлла, это действительно было «новое начало», «воображаемая идентификация» личности, по существу начинающей существование {204} 204 См.: Stansky P, Abrahams W. The Unknown Orwell. P. 42–43. .

Когда Блэр, ставший Оруэллом, на Рождество 1932 года приехал в Саутволд, его ожидал подарок — посылка с авторскими экземплярами еще не поступившей в продажу книги. Он немедленно раздарил их родным и знакомым, поставив подпись: «Эрик Блэр». Позже на презентациях своих книг и в личной переписке он всегда использовал имя Блэр. На это, однако, обращали мало внимания. С выходом книги о «фунтах лиха» эпоха Эрика Блэра закончилась, появился новый автор — Джордж Оруэлл. Датой рождения нового писателя было 8 января 1933 года. В этот день его первая книга вышла в свет.

Книга состояла из двух частей, посвященных соответственно парижским и лондонским мытарствам. Написана она была просто, без какого-либо теоретизирования. Читатель с первых строк погружался в быт парижской нищеты. После сцены перебранки на улице дю Кокдор, которой открывался текст, следовало краткое обобщение: «Не то чтобы ничего другого тут не случалось, но утро редко проходило без таких взрывов. Атмосфера вечных скандалов, заунывного речитатива лоточников, визга детей, гоняющих ошметок апельсиновой корки по булыжнику, ночного шумного пения и едкой вони мусорных баков».

Книга была проникнута сочувствием к беднякам, но в то же время чувствовался едва уловимый оттенок ехидства. Автор умело сочетал изображение страданий обитателей городского дна и умение взирать на собственные (точнее, своего лирического героя) беды, ибо это был не чистый репортаж, а художественная публицистика с элементами вымысла и английского черного юмора.

Среди соседей главного героя были не только парижские бедняки. Рассказывалось, например, о молодом англичанине, по полгода жившем с родителями в спокойном лондонском районе Патни и во Франции. «Французский свой сезон он проводил, каждодневно выпивая четыре литра вина, по субботам — шесть литров… Существо нежное и кроткое, Р. никогда не буянил, не ворчал и ни на миг не трезвел. До середины дня лежал в постели, а затем до полуночи сидел в любимом уголке бистро, тихо и методично набираясь. Накачавшись, тоненьким деликатным голосом вел беседы об антикварной мебели».