Максим Артемьев - Гюго

Луи Наполеон являлся политиком новой демократической эпохи. Этим он кардинально отличался от дяди. Он не правил по праву рождения, а был вынужден добиваться власти всеми возможными способами. С раннего детства жизнь в изгнании, участие в двух попытках переворотов, шесть лет тюремного заключения, побег, победа на выборах, сперва парламентских, после президентских — подобный опыт резко отличал Наполеона от других коронованных глав государств.

Недаром в России простые люди так отзывались о нём, попутно объясняя причину Крымской войны: «Сказывали потом, будто наш император Николай Павлович не согласился французского императора за ровню считать. “Я, говорит, настоящий император, а ты, говорит, из каких-то беглых арестантов. Я не согласен тебя за брата признать. Прусский и австрийский императоры — те точно мои двоюродные братья, а какой же мне, русскому царю, может быть брат — беглый арестант?” Так и отписал ему и приказал своему любимому генералу отвезти письмо к французскому императору и отдать, значит, в собственные руки. Тому, известно, обидно стало, и он объявил войну да англичан на свою сторону переманил. За турку, значит, заступиться».

Наполеон имел широкий кругозор — писал брошюры и о выращивании сахарной свёклы, и о прокладке канала между океанами в Никарагуа, и об артиллерии, а уже будучи императором, издал обширный труд «История Юлия Цезаря». Едва ли не единственный в то время из глав европейских держав, Наполеон побывал в Америке и даже участвовал в рыцарском турнире в Шотландии.

С именем Наполеона III связаны крупные достижения Франции как в экономике, так и во внешней политике. Если при Реставрации и Июльской монархии страна была младшим партнёром Англии, то теперь она выступала как равноправная сторона. С Британией был заключён договор о свободной торговле, давший толчок экономическому росту. В союзе с Лондоном Париж победил Россию в Крымской войне, тем самым Наполеон III отомстил за поражение дяди в 1812 году. Проведение в Париже конгресса в 1856-м, на котором был подписан мир с Россией, означало возвращение Франции статуса великой державы.

Наполеон III в 1859 году разбил австрийцев при Сольферино, открыв путь к объединению Италии. За это Франция получила от Королевства Сардиния Верхнюю Савойю и Ниццу. При нём расширилась колониальная империя — в Африке (Сенегал, Джибути), Азии (Кохинхина) и Океании (Новая Каледония). Французские войска действовали по всему миру — от Мексики до Китая. На французские деньги и под руководством французских инженеров был построен Суэцкий канал.

Годы Второй империи ознаменовались быстрым экономическим ростом, воплощением которого стала радикальная перестройка Парижа под руководством префекта Сены — барона Жоржа Эжена Османа. Открылись первые большие магазины — «Бон марше», «Самаритянка» и др. Протяжённость железных дорог увеличилась в 4,5 раза. В 1855 и 1867 годах в Париже были проведены всемирные выставки, ознаменовавшие расцвет науки, промышленности и культуры Франции.

Именно при Наполеоне III, пусть даже не по его желанию, литература и искусство вступили в новую стадию развития, служа образцом для подражания всему миру. Флобер и Бодлер, Мане и Оффенбах открывали новые пути. Режим не являлся репрессивным по современным меркам, фрондирование было безопасно, и те же Флобер и Бодлер отделались лёгким испугом, несмотря на судебные преследования. И Сент-Бёв, и Мериме стали при империи сенаторами и были осыпаны наградами и почётными званиями. Дюма довольно скоро вернулся из изгнания, а тот же Флобер был близким другом принцессы Матильды Бонапарт, двоюродной сестры императора и некогда его невесты.

К концу своего правления Наполеон III в своей внутренней политике перешёл к тому, что получило название «либеральная империя», расширил права парламента, и вчерашний оппозиционер Эмиль Оливье возглавил правительство. Если бы не Франко-прусская война, которой режим отнюдь не желал, но к которой подталкивали оппозиционеры, император вошёл бы в историю своей страны как один из величайших её правителей. Сегодня трудами французских историков произошла реабилитация Наполеона III, и они смотрят теперь на него куда снисходительнее и объективнее, чем ещё полвека назад. Но это не означает изменения отношения к Гюго, чья борьба за идеалы демократии и гуманизма (а находясь на Гернси, он защищал и Джона Брауна в Америке, приговорённого к повешению, и поддерживал восставших критян, и поляков, и мексиканцев, и кубинцев) не перестаёт быть менее значимой. Смерть всех примирила и воздала по заслугам.

Гюго упорствовал в своём отрицании Наполеона III. И у него была своя правда, правда политического изгнанника, принципиально не идущего на компромиссы во имя раз и навсегда обозначенных идеалов. Согласись он с амнистией, вернись Гюго в Париж — он многое бы потерял. А так образ борца с архизлодеем-императором помогал ему создавать и легенду о себе и придавал силы в жизни и творчестве. В чём-то его можно сравнить с Александром Солженицыным, чья жизнь и образ были бы куда беднее, останься он только писателем, не будь в его биографии изгнания. Людей слабых эмиграция подавляла, как писал французский писатель Поль Моран, вынужденный уехать с родины: «Изгнание — тяжкий сон, похожий на смерть». Но для сильных духом это испытание становилось горнилом, выковавшим шедевры.

По европейским меркам Брюссель был небольшим, но всё-таки столичным городом, преимущественно франкоязычным. Так что нельзя сказать, что Гюго из парижской суеты попал в провинциальную скуку. Он активно общался с товарищами по несчастью, среди которых был и Александр Дюма, эмигрировавший не столько по политическим, сколько по финансовым причинам, сильно задолжав своим кредиторам.

Пребывание Гюго в Брюсселе надолго не затянулось. Накануне выхода памфлета власти Бельгии старались побыстрее избавиться от беспокойного политического эмигранта. Поэту пришлось задуматься: куда отправиться? Перебрав различные варианты, он остановился на Нормандских островах. Тому было несколько причин. Во-первых, они находились под юрисдикцией Великобритании, традиционно служившей всеевропейским пристанищем политических изгнанников, где проживали Герцен, Маркс, Мадзини. При этом они являлись коронными владениями (два основных острова — Джерси и Гернси представляли собой независимые друг от друга политические единицы) Лондона, то есть не вполне британской территорией, а чем-то вроде протектората со своими законами, судами и даже валютой. Такой статус давал эмигрантам двойную защиту. Во-вторых, они располагались вблизи французского берега, напротив Нормандии, что давало возможность поддерживать оперативную и тайную связь с покинутой родиной. В-третьих, острова к тому времени стали туристическими местами,