Александр Сенкевич - Будда

Согласно буддийским канонам, Вселенная состоит из множества миров. Тот, кто испытывает страдания в одном мире, получает вознаграждение за свое благонравное поведение в другом мире и при этом наделяется еще большой нравственной и духовной силой. Этот принцип распространяется и на животных. Тигр-вегетарианец в следующем своем перевоплощении получает шанс при суммировании всех его альтруистических действий стать человеком. Разумеется, человеческое обличье ждет его на другой планете Солнечной системы. Может быть, в другой галактике. Тот же, кто нарушает нравственные и моральные заповеди, может оказаться животным или мошкой. Переброс живого существа в постоянно изменяемой телесной оболочке из одного мира Вселенной в другой мир — творчески переработанные буддистами представления о множественности миров в ведийской мифологии и о расселении божественных и полубожественных персонажей в космическом пространстве.

Космогонические мифы Ригведы дают нам также представление об огненной субстанции в ее предельном состоянии, содействующей любой созидательной деятельности — тапасе, внутреннем жаре, энергии, благодаря которому или которой создаются различные формы жизни и ее разнообразные свойства и проявления, в том числе мысль, речь, дыхание.

Сиддхартха Гаутама во время своего шестилетнего поста и самоистязания подражал тапасинам. Тем аскетам, кто накапливал в себе тапас. Они входили в шраманское движение, и Первоучитель пытался, следуя их примеру, добиться своего освобождения от страданий с помощью внутреннего жара, повышения запаса духовной энергии, что, как он ошибочно предполагал, достигается суровой аскезой. Благодаря собственному опыту Сиддхартха Гаутама осознал, что голод не содействует напряженной работе ума. Как было прежде «ничто», так и после всех его аскетических подвигов тем же самым «ничто» и осталось.

Ведийские мудрецы, риши, обладавшие огромными запасами тапаса, еще раз напомню читателю, практически всегда соблазнялись красотой и сексапильностью небесных куртизанок, апсар, которых вероломные боги «засылали» к этим праведникам. Эти одичавшие в уединении и заросшие до потери человеческого облика самонадеянные старцы мгновенно теряли всю свою духовную мощь, как только влюблялись в этих соблазнительных танцовщиц и певуний. Они тонули в их объятиях и оказывались не на небе, а на самом дне жизни. Как свидетельствует мифологическая история, такая незатейливая интрига, а переходя на современный язык, «подстава», всегда заканчивалась победой богов, которые продолжали делать что им вздумается без опасения быть свергнутыми взыскующими духовной истины аскетами.

Как будет рассказано в следующей главе, Первоучитель, проповедуя срединный путь — мадьяма марга, остановился на достаточно умеренных самоограничениях, вернулся к мясоедению, если ему такую еду предлагал хозяин дома, у которого он был в гостях. Вместе с тем Будда Шакьямуни нравственное поведение поставил на первое место и строго относился к любому от него отклонению. Понятие тапас он теперь трактовал как самодисциплину.

Доведя себя до полного истощения, Сиддхартха еще немного — и лишился бы рассудка, да и самой жизни. Если прозрение напрямую связано со смертью, тогда он не зря убивал себя голодом. Но у него, похоже, теперь такой уверенности не было. В своем аскетизме он превзошел многих, с кем встречался за эти шесть лет своего аскетического существования. Последнее время он ходил голым, во время сна ничего не подстилал, так и спал на грязном каменном полу пещеры. В общем, полностью стряхнул с себя все земное. К глубокому его разочарованию, ни чрезмерно скудное питание, ни скромность жилища не принесли тех результатов, на которые он надеялся. Ни в малой мере Сиддхартха не приблизился к пониманию исходной человеческой сущности.

Поверьте: на голодный желудок думается намного хуже, чем на сытый. Это и есть действительная правда, с каким бы пылом кто-то ни утверждал обратное.

Еще Сиддхартха понял тогда одну простую истину. Невозможно прочувствовать неотвратимость страданий человеческой жизни, находясь в постоянном удалении от людей. Не разделяя их боль, не увидишь, что чаша унижений и страданий круговая. Каждому придется когда-нибудь ее испить. Совсем отгородиться от мира — это все равно что запереть себя в темнице и бессмысленно в ней гнить.

Наконец наступила развязка, прозрение, а точнее — катарсис. Сиддхартха Гаутама сам подвел черту под шестью годами своей аскезы: «Поистине, все чувства, острые, болезненные, печальные и горькие, которые испытывали отшельники и брахманы, жившие в прошлые времена, — поистине, эти мои страдания далеко превосходят их все. И страдания, порожденные таким же образом в будущем, поистине, эти мои страдания далеко превосходят их все. — Те страдания, которые таким образом порождены ныне, — поистине, мои страдания далеко превосходят их все. И все же на этом горестном и печальном пути я не достиг подлинного благородного знания и прозрения, которые превысили бы смертные возможности. Может быть, существует какой-то другой путь к мудрости?» [311] Слова Будды. М., 2012. С. 51.

К этой мысли о возможном другом пути он пришел после медитации, которая задумывалась как совместная с пятью его товарищами-аскетами. Ей предшествовала проведенная Сиддхартхой Гаутамой «сухая» голодовка как необходимая ступень для вхождения в глубокий транс. Пока его друзья продолжали готовиться к этой медитации, он начал ее первым, не дожидаясь их. Из глубин его памяти вдруг всплыло давнее и поразившее близких событие.

Он перенесся в прошлое время, в тот день, когда был праздник «первой борозды» и его отец пахал землю. Сиддхартха Гаутама вернулся к ощущению боли, той нестерпимой боли, беспощадно режущей его, как плуг землю. Эта боль, исходящая от слабых существ, которых пожирали существа более сильные, кромсала и обжигала его. Он увидел и осознал, что эти вечно длящиеся и повсеместно происходящие убийства направляют ход жизни.

Тогда он находился в прохладной тени дерева и внезапно, спасаясь от этой ужасной правды, впервые вошел в транс. То, что он ощутил, было потерей самого себя. Он помнил, что тогда в его подсознании возникла определенная и устойчивая мысль, что возможно перенаправить движение жизни в другую колею. От этой мысли его тело и сознание ощутили легкость и восторг. Он вошел в первую йогическую дхьяну, в особую сосредоточенность сознания и «ощутил дыхание нирваны» [312] Армстронг К. Будда. М., 2008. С. 90. . Находясь в этом состоянии, йогин еще не теряет способности мыслить. Но тогда пришедшая мысль, принесшая ему радость, не раскрыла полностью свое содержание. Однако она не умерла совсем, она едва жила, и ее надо было разыскать в памяти, для чего требовались силы, которых у него уже не оставалось.