Александр Сенкевич - Будда

Все эти знамения — знаки радости для одних и устрашения для других — сопутствуют рождению, просветлению и уходу Гаутамы Будды в Паринирвану.

По свидетельству предания, Майядэви не только чувствовала дитя, но и прозревала его внутри себя со всеми его конечностями и органами чувств. Он напоминал ей «драгоценный берилл, чистый, благородный, восьмигранный, пронизанный синей, желтоватой, красной, белой нитью» [202] Цит. по: Nakamura Н. Gotama Buddha. A Biography Based on the Most Reliable Texts. Second printing. Vol. I. Tokyo, 2002. P. 54–56. .

Воображение создателей предания не останавливается только на одном этом образе. Продолжается дальнейшая сакрализация мифа. Оказывается, Гаутама Будда вообще не находился в матке своей матери, а в течение почти десяти месяцев пребывал внутри ее, словно масло в горшке. Майядэви рожает его, споткнувшись о дерево и схватившись за ветку. Вполне взрослый мальчик в буквальном смысле вываливается из ее правого бока.

Хадзиме Накамура утверждал: «Описание зачатия и сон принадлежат мифу. Исторические факты начинаются с рождения Будды» [203] Nakamura H. Gotama Buddha. A Biography Based on the Most Reliable Texts. Second printing. Vol. I. Tokyo, 2002. P. 58. .

С последним утверждением японского буддолога я не соглашусь. Факты, подтверждаемые здравым смыслом, начинаются не с рождения Гаутамы Будды, а с его ухода из отчего дома.

Попытаюсь восстановить события, действительно имевшие место в жизни жены Шуддходаны накануне, во время и после ее родов.

Более двадцати лет в семье Шуддходаны ждали ребенка. Майядэви уже было за сорок, когда появилась надежда, что он наконец-то появится. Ее беременность стала долгожданным событием. Настолько долгожданным, что случившееся воспринималось как подарок богов, как невероятная радость. Майядэви сильно переходила срок родов, поэтому она упросила Шуддходану немедленно отправить ее к родным в Девадаху. Там она рассчитывала на поддержку своей матери и сестер. Существует также другое объяснение ее последнего земного путешествия — следование местному обычаю рожать первенца в доме родителей. Запрягли в повозки то ли лошадей, то ли волов и отправились в путь. Я предполагаю, что в одной из повозок находилась ее младшая сестра Паджапати. Она также была на сносях. Дорога в Девадаху была разбитой и пыльной. Тряскую езду Майядэви не выдержала. У нее отошли воды и начались схватки. Небольшой караван остановился в садовой роще около деревни Лумбини (нынешнее название Румниндаи), в 38 километрах от Девадахи. Служанки вынесли Майядэви из повозки. Вокруг не нашлось никакого укрытия — ни беседки, ни хижины. Женщины в то время рожали стоя, широко расставив ноги и ухватившись двумя руками за перекладину под потолком. Новорожденный вываливался на кусок ткани, который держали с двух сторон близкие роженице женщины.

Майядэви мертвой хваткой вцепилась в толстую ветвь дерева сала. Было раннее майское утро. Начинала разгораться заря, а полная луна все еще оставалась на небе. Спустя девять месяцев и двадцать семь дней после пророческого сна Майядэви родила мальчика [204] Schumann H. W. The Historical Buddha. The Times, Life and Teaching of the Founder of Buddhism. Delhi, 2004. P. 7–8. .

А теперь снова обратимся к преданию. Согласно ему, малыш появился на свет чистым, не запачканным слизью и кровью. Два потока, холодный и горячий, пролились с неба. Падая, они смешались друг с другом и окатили с ног до головы дитя и его мать. После чего ребенок сделал семь шагов по направлению ко всем сторонам света и семь шагов назад, чтобы вернуться на прежнее место.

Миру на востоке он обещал, что будет предтечей всякой добродетели. Миру на юге — добиться признательности богов и людей. Миру на западе — стать воплощенным совершенством, добавив к этому, что родился в последний раз и положит конец круговороту своих рождений и смертей. Миру на севере поклялся преодолеть карму и тем самым возвыситься. Адскому миру внизу — одержать верх над Марой. демоном-искусителем и одарить блаженством обитателей нижних миров. Из облака учения пролить на них благодатный дождь. И, взглянув вверх, ребенок закричал: «Меня увидят все живые существа в этом чистом небе!» Там, где проходило дитя, мгновенно появлялись распустившиеся лотосы. Затем он вернулся в свое младенческое состояние, сел рядом с лотосом и тихо заплакал, как плачут не накормленные вовремя младенцы. Майядэви взяла его на руки, покачала раз-другой, и он тут же притих.

Нет ничего хуже, чем делать сказку былью. Ни к чему хорошему это не приводит. Рушатся идеалы, пропадают мечты, человек слабеет и впадает в уныние, а иногда в беспросветную тоску. Впрочем, намного страшнее фанатичный порыв во что бы то ни стало сделать быль сказкой.

Потому-то я веду повествование на грани между сказкой и былью. Ведь самой природой всем нам определено постоянно пребывать между радостью и печалью, между счастьем и горем, между правдой и ложью, между друзьями и врагами, между жизнью и смертью.

В данном случае нетрудно восстановить, что происходило дальше. Женщины приняли роды, кто-то из них перегрыз пуповину, другие ополоснули в находящемся рядом пруду новорожденного, протерли влажными платками роженицу. Возницы немедленно развернули повозки в сторону Капилавасту.

Радость Шуддходаны была омрачена. Его теряющая силы жена едва дышала, находясь в полуобморочном состоянии. У нее начался жар и участился пульс. Вероятнее всего, в ней развивался послеродовой сепсис, известный еще как родильная горячка. Условия, при которых проходили роды, явно не соответствовали даже самым примитивным санитарным требованиям.

Мать Гаутамы Будды, судя по симптомам, получила инфекционное заражение. Оно известно как гонококк — наиболее частая причина послеродовой лихорадки у первородящих. Временами ее сознание прояснялось, и, лежа, она обводила взглядом комнату, где полным ходом шли приготовления к важнейшей церемонии, которая должна была состояться на пятый день после рождения сына, — наречение новорожденного именем. За два дня до этого события Шуддходана послал за старым брахманом Ашитой Каладе-велой (палийский вариант: Асита).

Ашита был домашним жрецом еще при правителе Шимхахану, отце Шуддходаны. Имя Ашита переводится как небелый, что указывает на его доарийское происхождение. Его пращуры и близкие родственники жили на юге Индии и относились к ее коренным жителям. Он давно отошел от мирской жизни, поселился отшельником в Гималаях. Пришло его время готовиться к последующему рождению. По другому преданию, Ашита относился к риши и обладал способностью перемещаться по воздуху, то есть летать. Получив послание (вероятно, воздушным путем), он немедленно прибыл с юга Индии в Капилавасту. Если верить другому преданию, он появился в сопровождении своего молодого племянника по имени Налака. Как водится в подобных случаях, старик внимательнейшим образом осмотрел тельце ребенка и опытным глазом нашел на нем знаки избранничества. Их было ни много ни мало тридцать три. Назову бросающиеся в глаза: знак колеса между бровями, на ладонях и ступнях ног, заметная выпуклость на темени, перепонки на пальцах.