Андрей Танасейчук - Джек Лондон: Одиночное плавание

Особое место занимает роман и в творчестве писателя в целом. Не только потому, что его следует числить по ведомству фантастики. К фантастике Лондон обращался и прежде. Более того, многие самые ранние его рассказы как раз фантастика [196] Большинство из них не принадлежат к числу известных, и справедливо: их уровень невысок, видна печать ученичества. Единственное, пожалуй, исключение — рассказ «Тысяча смертей», опубликованный в журнале Black Cat в 1897 году. Тем не менее бóльшая их часть переведена на русский язык исследователем творчества писателя В. Быковым. См.: Лондон Дж. Сочинения: В 2 т. Т. 1 / Пер. с англ. В. Быкова. С. 187–368. . Но «Железная пята» — его первый опыт в жанре фантастического романа. И, что еще важнее, в социальной фантастике ему еще предстояли серьезные свершения — повести «До Адама», «Алая чума», роман «Звездный скиталец», не говоря уже о рассказах. Конечно, утверждать, что, сочинив «Железную пяту», Лондон изобрел нечто совершенно новое, не правомерно — достаточно вспомнить «Колонну Цезаря» И. Донелли и «Взгляд назад: 1887–2000» Э. Беллами. Да и тогда, в начале XX века, социальное прогнозирование, облеченное в художественную форму, — явление довольно распространенное. Произведения подобного рода сочиняли как сторонники социализма, так и его противники [197] Сошлюсь на собственную статью по этой теме, помещенную в качестве послесловия к одному из современных изданий подобного рода: Танасейчук А. Б. «Алая империя» и ее автор // Пэрри Д. М. Алая империя. М., 2015. С. 297–302. . В этом смысле Лондон не открывал, а продолжал традицию. Но, повторим, в своих воззрениях и умозаключениях был вполне искренен.

Впрочем, мы немного забежали вперед. Тогда же, летом и осенью 1905 года, разрываясь между письменным столом и политической деятельностью, Лондон дописывал одно из наиболее известных своих произведений — повесть «Белый клык».

Он еще не окончил эту вещь, когда к нему поступило предложение от Slayton Lyceum Bureau — компании из Чикаго, которая занималась устройством цирковых, театральных и иных гастролей, а также лекционных туров для знаменитостей, — отправиться в большое турне по США с чтением лекций. Это был хороший знак. Он означал, что Лондон приобрел общенациональную известность, интересен самой широкой аудитории и на него «будут ходить». Известность он уже давно приобрел в Сан-Франциско и Окленде, других калифорнийских городах, его выступления собирали много зрителей, обсуждались, вызывали полемику. Значит, его будут слушать и в других частях США. А его убеждения не очень интересовали импресарио из Чикаго, предлагавших контракт. Главное, чтобы был доход.

В ряде советских биографий Джека Лондона утверждается, что писатель, отправляясь в турне, намеревался его использовать прежде всего для пропаганды социалистических идей. Едва ли это справедливо. В первую очередь он намеревался заработать денег. А что касается убеждений, от них он, конечно, отказываться не собирался. Дельцы из Slayton предложили хороший гонорар [198] Cm.: London J. The Letters of Jack London: in 3 vol. N. Y. S. F.: Stanford Univ. Press, 1988 in 3 vol. Vol. Ill (1913–1916). P. 935–936. , а поскольку Лондон, как обычно, был «в долгах как в шелках», да к тому же имел грандиозные планы что-то приобрести, построить и т. д., он согласился, не особенно раздумывая. 22 октября (по другим сведениям, 18 октября) состоялась его первая лекция — в городе Лоуренс, штат Канзас, в актовом зале местной школы. По свидетельствам журналистов, собралось около пятисот слушателей. «Он совсем не был похож на типичного лектора. Вместо строгого костюма он был одет весьма неформально — в мягкую, свободного кроя блузу, схваченную у горла белым галстуком. Говорил эмоционально, но ясным голосом» [199] Dyer D. Jack London. P. 147. .

К тому времени Лондон был опытным оратором. Выступления в Окленде и окрестных калифорнийских городках, в парках, на митингах, перед самыми разными слушателями, разумеется, закалили его. Но теперь перед ним была другая аудитория — американцы на Среднем Западе (откуда началось турне) и на Востоке (где продолжилось) были куда консервативнее по своим воззрениям, нежели калифорнийцы, и оратор, видимо, учитывал это. Во всяком случае, отзывы прессы были весьма доброжелательны и о скандалах не сообщали. Следовательно, их не было, хотя свою первую лекцию Лондон озаглавил «Революция». Лекция станет основой опубликованного в 1908 году одноименного очерка.

Очерк «Революция» открывается стихотворными строками:

Удел ничтожных душ — жить тем, что в вечность канет!

Вперед взглянуть не смея, они, подобно глине, Хранят следы шагов стареющего века, Как мертвую окаменелость [200] Здесь и ниже пер. с англ. Р. Гальпериной. .

А продолжается так:

«Я получил письмо из далекой Аризоны. Оно начинается словами “Дорогой товарищ”. Оно кончается — “Да здравствует революция!”. Отвечая своему корреспонденту, я тоже начинаю письмо словами “Дорогой товарищ” и кончаю “Да здравствует революция!”. Сегодня в Соединенных Штатах четыреста тысяч мужчин, а всего около миллиона мужчин и женщин начинают свои письма словами “Дорогой товарищ” и кончают — “Да здравствует революция!”. Три миллиона немцев, миллион французов, восемьсот тысяч жителей Австрии, триста тысяч бельгийцев, двести пятьдесят тысяч итальянцев, сто тысяч англичан и столько же швейцарцев, пятьдесят пять тысяч датчан, пятьдесят тысяч шведов, сорок тысяч голландцев и тридцать тысяч испанцев начинают в наши дни свои письма словами “Дорогой товарищ” и кончают — “Да здравствует революция!”. Все они — товарищи, революционеры. По сравнению с такими многочисленными силами мелочью покажутся нам несметные полчища Наполеона и Ксеркса. И эти силы служат революции, а не реакции. Кликните клич, и перед вами как один человек встанет семимиллионная армия, которая борется за овладение всеми сокровищами мира и за полное низвержение существующего строя. О такой революции еще не слыхала история. Между нею и американской или французской революцией нет ничего общего. Ее величие ни с чем не сравнимо. Другие революции меркнут перед ней, как астероиды в сиянии солнца. Она единственная в своем роде — это первая мировая революция в мире, где постоянно происходят революции».

Едва ли в очерке Джек Лондон воспроизвел слово в слово свое выступление — устная речь все же отличается от отредактированного печатного текста (тем более что в дальнейшем он неоднократно правился). Но, несомненно, нечто подобное услышала его аудитория. Наверняка прозвучало и такое признание: «Я революционер… я говорю и думаю о русских террористах как о своих товарищах». Признание не могло не шокировать, но, вероятно, он тут же отшутился — во всяком случае, в напечатанном варианте это есть: «что отнюдь не мешает мне быть нормальным, здравомыслящим человеком».