Евгений Новицкий - Георгий Данелия

Сюжет вышел следующий. В городке Верхние Ямки случается чудо — местный стоматолог обнаруживает человека, у которого не 32 зуба, как у всех нормальных людей, но целых 33. Этим феноменом оказывается не кто иной, как скромный заводской технолог Иван Сергеевич Травкин. Заявлять об обнаружении сей уникальной личности обалдевший стоматолог отправляется к начальнику Облздравотдела Галине Петровне Пристяжнюк — крикливой партийной чинуше и женщине, мягко выражаясь, невыдающегося ума. Пристяжнюк поднимает вокруг Травкина неслыханную шумиху — и вот уже озадаченного технолога везут в Москву для исследований. Сопровождает Травкина местный амбициозный журналист, уже договорившийся о выступлении «зубастого» уникума по телевидению — в передаче «Голубой огонек».

После прямого эфира Травкин становится знаменитостью и оказывается в круговороте неимоверно повышенного внимания к своей застенчивой персоне. Хотя в Верхних Ямках у Травкина остались жена и дети, в столице он невольно делает предложение страстной дамочке Розочке Любашкиной, которая немедленно отвечает ему восторженным согласием. Параллельно с Розочкиными домогательствами поэт Родион Хомутов сочиняет о Травкине грандиозную поэму, а директор областного музея преследует технолога с целью выкупить его «уникальный» череп.

В довершение всего в Москву заявляется болезненно завистливый коллега Травкина Прохоров, обвиняющий новоявленную звезду в сумасшествии. Однако толпа трав-кинских поклонников вызволяет кумира из кабинета напористого психиатра и передает его в энергичные руки зарубежного профессора Брука. Обследовав Травкина, Брук решительно заявляет: обладатель тридцати трех зубов не может быть человеком — он марсианин. А вскоре Травкину открываются еще более удивительные истины: оказывается, советские ученые располагают «аппаратурой, которая в состоянии отправить биологическое вещество в любую точку Вселенной». И этим «веществом» опять-таки предлагается стать бедолаге Травкину…

В общем, уже из пересказа видно, что картина «Тридцать три» легко могла бы занять первое место в хит-параде самых безумных сюжетов доперестроечного советского кино. И уж точно до конца 1980-х в нашей стране не было более зубастой сатиры, чем эта, — зубастой во всех смыслах слова.

Поначалу все еще выглядит сравнительно невинно — может показаться, что авторы всего лишь задались целью в гротескной форме продемонстрировать, как работает механизм возникновения слухов:

«— Хуже нет, когда зуб болит, — сказал таксист, шипя и шепелявя. — Рожать и то легче.

— А ты что — рожал? — спросил Миша.

— Рожать-то я не рожал, — прошепелявил таксист. — А зубов всего пять штук осталось… Теперь берегу, а раньше, по глупости, чуть заболит, сразу — дерг!.. Говорят, в каких-то Ямках снежного человека поймали, и у него тридцать три зуба… Житуха: рви — не хочу!

— А как его поймали? — поинтересовался Миша, толкнув локтем Ивана Сергеевича.

— А он, говорят, водопроводные трубы перегрызал… Весь город без воды оставил… Вчера по телевизору показывали… Сам не видел, а ребята толкуют, что дикий он совсем… Конечно, приодели его для выступления, а порядков он не знает, зубы скалит… Дикторша ему: пой! А он не понимает. Так и не раскололся…»

Однако дичи про снежного человека почти сразу приходит на смену аналогичная «утка» насчет марсианского происхождения Травкина — тут-то все и начинается: вокруг скромняги Иван Сергеича моментально возникает культ, апофеозом коего становится сцена в кабинете московского стоматолога Баранова:

«— Иван Сергеич, мне надо с вами поговорить, — сказал профессор Баранов Травкину, когда они остались одни. — Обстоятельства складываются так, что вам, возможно, придется взять на себя очень почетную, но в то же время, к сожалению, чрезвычайно опасную миссию. — Голос Баранова звучал задушевно и в то же время торжественно. — Опыт профессора Унгаретти подтвердил ваше марсианское происхождение. Следовательно, асимметричность структуры вашего организма, очевидно, должна быть близка к асимметричности структуры существ, населяющих Марс. То, что я вам сейчас скажу, является строжайшей тайной… Вот уже восемь месяцев ученые нашей планеты располагают данными о том, что в ближайшем будущем с Марса на Землю будет направлен контейнер с веществами, назначение которых — привезти биологическую сферу Земли на уровень биологической сферы планеты Марс. Это означает гибель всего живого. Человечество не должно об этом знать, ибо неизбежна паника… Хотите воды?

— Нет, — сказал Иван Сергеевич.

— На международном ракетодроме готова к старту ракета. Вам предлагается войти в контакт с марсианами и попытаться остановить намеченное мероприятие, — продолжал профессор. — Не буду скрывать от вас, что шансы вашего возвращения на Землю так ничтожно малы, что можно вообще не принимать их в расчет. — Баранов замолчал.

— Ясно, — без особой радости сказал Травкин, слезая со стола. — Только я не умею управлять ракетами…

— Ракета автоматическая. Управляется с Земли.

— Ясно, — снова сказал Травкин. — А по радио с ними никак нельзя? Чтобы они эту муру не кидали?

— Нет, — вздохнул Баранов».

Дальше в сценарии идет продолжительный «марсианский» эпизод, в фильм не попавший:

«…Марсиане с рогатками достали из мешочков маленькие блестящие бомбочки, заложили их в кожу и опять выпалили над собой.

Бомбочки, упав обратно на марсиан, взорвались. Половина почетного караула рухнула, скошенная взрывами. Остальные радостно смеялись и почесывались.

Травкин обалдел.

— Что это вы делаете? — тихо спросил он.

— “Пли!” — снова свистнул седой.

После второго залпа марсиан осталось еще меньше.

— Что же вы делаете, чайники!.. Вы же самих себя гробите!.. — крикнул Иван Сергеевич и сбежал с трибуны. — А ну… дай сюда!.. — выхватил бомбочку у одного из марсиан, отбежал в сторонку и осторожно положил ее на землю. — Разоружайся!! — приказал он марсианам и указал на лежащую бомбочку.

Марсиане подошли и осторожно опростали мешочки. На поверхности Марса выросла горка бомб.

— И дубины, и топоры, и рогатки, — потребовал Иван Сергеевич.

Марсиане покорно сложили всё.

Седой начальник подошел к Ивану Сергеевичу и вдруг трижды расцеловал его. Потом он взял Травкина за руку, отвел его на трибуну, а сам, обратившись к своим подчиненным, засвистал что-то бесконечно нежное и трогательное, заливаясь, как соловей.

Рожи марсиан прояснились, засверкали улыбками. У некоторых даже выступили слезы.

…Тем временем из батальонного сортира осторожно выглянул задержавшийся по своим надобностям марсианин. Он поддернул шкуру на бедрах и виновато подбежал к строю почетного караула, пристроился в последнем ряду, торопливо заложил в рогатку бомбочку и замер. Сосед выразительно поглядел на него и показал на груду бомбочек, дубин и топоров: мол, иди скорее, положи туда свою рогатку. Но опоздавший не понял, вскинул рогатку и выпалил в небо.