Евгений Новицкий - Георгий Данелия

Но, конечно, такому Афоне нужна именно такая Катя. Вообще сюжет фильма можно пересказать через взаимоотношения заглавного героя с его многочисленными женщинами (можно добавить еще и немногочисленных друзей, но это непринципиально). Данный способ и применил некогда кинокритик Юрий Богомолов, умудрившийся уложиться при этом всего в одно предложение: «После того как он не ужился с Тамарой, не сработался с Людмилой, разочаровался в Елене, расстался с Колей, не ответил Кате и прибыл в деревню, где его ждал покосившийся сруб с заколоченными резными окнами и где ему рассказали, как его ждала и не дождалась родная тетка, как она его любила и писала от его имени себе письма и вслух перечитывала их, — вот тут Афоня понял цену коммуникабельности и бросился на почтамт заказывать междугородный разговор с Катей — последней живой душой, кому он еще был нужен в этом мире».

Упомянутую Людмилу Вострякову сыграла в фильме Валентина Талызина, временного Афониного сожителя Колю — Евгений Леонов, а постоянную, до появления Коли, его сожительницу (и в прямом, и в переносном значении слова) Тамару — Нина Русланова, о которой критик Яков Варшавский написал: «Ведь не квартирную склоку, а разрушение жизни всерьез сыграла Русланова в роли Афониной подруги, оказавшейся в жизненном тупике». И то правда, у Руслановой здесь какая-нибудь минута экранного времени — а запоминается Тамара ничуть не хуже всех прочих женских образов в данелиевской вселенной.

И совсем невозможно забыть женщину-мечту Елену, которую вдохновенно изобразила Нина Маслова, дотоле известная небольшими ролями в «Большой перемене» (всезнающая ученица вечерней школы Коровянская, сошедшаяся с персонажем Савелия Крамарова) и «Иван Васильевич меняет профессию» (царица Марфа Васильевна).

«Увидев в фильме “Иван Васильевич меняет профессию” Нину Маслову, я спросил: “Кто эта красавица?” — и пригласил ее на роль Лены. Если она мне понравилась, то понравилась бы и Афоне», — оправдывал режиссер свой сверхметкий, как всегда, выбор.

Сама актриса вспоминала: «В это время я снималась в Германии в музыкальной комедии “Улыбнись, ровесник!”, где у меня две главные роли. Георгию Николаевичу говорили: “Зачем проблемы с Масловой? Ее нужно все время вызывать из Германии!” Очень благодарна Георгию Николаевичу за доверие. Я, как и вся киногруппа, была в него влюблена. Летала из Берлина в Ярославль и обратно с одной лишь дамской сумочкой. На всю жизнь запомнила счастливые месяцы работы. Когда пришла на озвучание и увидела себя в избе с Куравлевым (где я ему снюсь вместе с шестью детишками), у меня от своей красоты на экране перехватило дыхание. И этот момент остался во мне до сего дня».

К сожалению, типаж женственной красавицы был мало востребован на всем протяжении истории советского кино. Экранный успех способствовал скорее обладательницам яркого темперамента, чем яркой внешности (та же Симонова — эффектная прежде всего в плане актерской игры — оказалась востребована куда больше Масловой). Думается, и Софи Лорен не слишком бы прижилась в кинематографе Страны Советов, раз по-настоящему не просияли в ней имена таких ослепительных красавиц-актрис, как, например, Нонна Терентьева, Татьяна Веденеева, Ия Нинидзе (еще в детском возрасте дебютировавшая в «Не горюй!») и Ада Шереметьева (сыгравшая в «Пути к причалу»). Нине Масловой повезло даже больше, чем названным артисткам, — она все-таки снялась сразу в трех нетленных хитах на все времена.

В общем, найти на роль красотку было сравнительно нетрудно — совсем не обязательно приходилось приглашать ее из-за рубежа, как Рязанов Барбару Брыльску. Впрочем, Георгий Николаевич в этом плане недалеко ушел от Эльдара Александровича — режиссер всерьез подумывал над тем, чтобы отдать роль Афони Даниелю Ольбрыхскому. Получилось бы совсем забавно — главные роли сразу в двух ключевых советских фильмах середины 1970-х сыграли бы поляки.

На Афоню, к слову, были пробы не менее многочисленные, чем на Надю Шевелеву из «Иронии судьбы»: сантехником Борщовым могли стать Георгий Бурков, Николай Караченцов, Владимир Меньшов, Владимир Носик, Виктор Проскурин, Борис Щербаков… Хорошие шансы были у Владимира Высоцкого. Данелия вспоминал: «Кто-то донес Высоцкому, что мы обсуждаем его кандидатуру, и он заходил к нам в группу под разными предлогами. Но Володя — сильная личность, и ему зрители не простили бы того, что натворил Афоня, которого несет, куда ветер дует. Вот Куравлев добился благосклонности зрителей. Леонид ведь тоже не Афоня в нашем представлении. Он был героем из фильма “Живет такой парень”, а потом Айсманом из “Семнадцати мгновений весны”. И везде убедителен».

Александр Бородянский, описывая похождения своего Борщова, представлял себе его в виде молодого Юрия Никулина. Что ж, если в 1970-х чья-то популярность и могла соперничать с никулинской в 1960-х, так именно куравлев-ская. У них даже амплуа было схожим — эксцентрическое простодушие: недаром обоих обожал снимать мастер комедийного гротеска Леонид Гайдай.

Думается, именно из-за репутации сугубо комедийного актера имя Куравлева незаслуженно осталось в тени многих его коллег-современников. Когда сегодня вспоминают самых любимых лицедеев из нашего славного кинопрошлого, имя Леонида Вячеславовича отчего-то возникает среди них далеко не сразу. Миронов, Папанов, Даль, Янковский, Филатов — это вроде как первый ряд, белая кость отечественного актерства, а Куравлев будто бы и второстепенен. На деле Леонид просто был на экране удивительно свойским парнем. Отсюда и название фильма, принесшего ему первый всесоюзный успех, — «Живет такой парень», режиссерский дебют Василия Шукшина.

К тому же какой-либо трагичности в Леониде Вячеславовиче отродясь не было. Умереть в расцвете лет — это тоже признак изощренного артистизма, а чрезмерное эстетство — не про Куравлева. Не обладая гениальностью и острохарактерной внешностью Евгения Леонова, Куравлев всегда был в нашем кино его ближайшим аналогом. Именно в «Афоне» они единственный раз (не считая разве что сугубо кратких совместных появлений в «Уроке литературы» и «Гори, гори моя звезда») сыграли в тандеме — и более жизненного, правдивого, взятого из самой гущи советской действительности дуэта трудно и припомнить в нашем кинематографе, привыкшем к сглаживанию острых углов.

Жизненность, правдивость «Афони» как фильма и Афони как героя была прекрасно видна в 1970-е — и осталась стопроцентно узнаваемой и сегодня. «Афоня Борщов был из них — горьких вымогателей-кусочников, праведно бичуемых бескомпромиссным “Крокодилом”, — пишет Денис Горелов. — Менял финскую мойку на ржавую раковину, плевал на потопы в нерабочее время, соображал на троих да еще метил в Афанасии Николаевичи — чтоб с учениками-практикантами, чтоб дома семеро по лавкам, жена с косой да было б кому сказать: “Учите уроки, дети. Без образования-то счас худо”».