Евгений Новицкий - Георгий Данелия

При этом нельзя сказать, что Васин превратился в негодяя. Как следует из фильма, у Васина всегда была репутация честного и принципиального человека — зеркальный осколок лишь развил в нем эти качества если не до абсурда, то до элементарной бестактности. Вот характерный пример из сценария:

«На стоянке толпились люди, ждали автобус. Васин не стал смешиваться с толпой. Он мысленно пересчитал всех, запомнил крайнего и начал прохаживаться рядом, размахивая портфелем.

Подошел автобус. Утренний, полный народа. Люди на остановке начали втискиваться в него. Вдруг Васин решительно шагнул к двери. Мановением руки он отстранил человека, поставившего было ногу на подножку автобуса, и крикнул:

— Секундочку! Виноват! Моя очередь! — и вошел внутрь перед носом оторопевшего человека.

Васин не бесчинствовал. Даже в этом, казалось бы, невежливом поступке была борьба за справедливость».

Ясно, что Васин — своеобразный антипод Бузыкина. Безвольный переводчик, чья интеллигентская мягкотелость очень удобна для окружающих, и гипертрофированно волевой чиновник, чью доведенную до предела принципиальность не способен принять никто, — персонажи совершенно разнополярные: две крайности.

Ситуация с Васиным осложняется тем, что он — не самый мелкий чиновник и от его решений зависят важные жизненные обстоятельства простых людей. С ними он также вступает в воинственные конфликты. В день, когда Васину суждено было просуществовать с осколком в глазу, райисполком занимался вопросом о сносе временных гаражей. И вроде бы накануне с этим решено было повременить, но заразившийся мизантропией Васин пошел на принцип — и принялся настаивать на немедленном сносе, к понятному неудовольствию всех гаражных владельцев. (Не была ли навеяна эта сюжетная линия недавним «Гаражом» Эльдара Рязанова?)

Однако власть Васина все же достаточно ограниченна — в итоге все его усилия заканчиваются потерей работы и последующей попыткой самоубийства. Даже двумя попытками: сначала Васин не смог повеситься (крюк от люстры, на который Павел накинул петлю, не выдержал), а затем не сумел и утопиться («Раньше здесь вот такая глубина была! Мы прямо с берега головкой ныряли! Теперь же никто не поверит!»).

Последнее обстоятельство окончательно доканывает Павла Иваныча и заставляет его расплакаться. А именно это и требовалось, чтобы удалить осколок, как и в случае мальчика Кая из исходной сказки Андерсена. Но если Кай легко вернул себе расположение сестры Герды и бабушки, то Васину возвращение своей жизни к «доосколочному» уровню явно будет стоить невероятных усилий. История, как бы то ни было, заканчивается, скорее, на светлой ноте.

Сценарий изначально назывался «Гладиатор», отдаленный отголосок чего можно заметить, например, в этом фрагменте:

«За ночь с Васиным произошло странное превращение. Словно вчерашние испытания и страдания завели его за грань, откуда началось наступление на то зло, которое постоянно возникало перед его глазами.

По утренней улице к автобусной остановке шагал завоеватель, мессия, крестоносец. На секунду он замедлил шаг перед памятником Александру Невскому с мечом в руке. Кинул взгляд на героя — в чем-то ощутил с ним родство душ».

Сценарий по обыкновению вообще серьезно отличался от конечного экранного результата. Так, на бумаге соавторы довольно много внимания уделяли тем самым троллям — Данелия снял большинство написанных эпизодов с участием этих существ, но в окончательном монтаже попросту вырезал их из основной — реалистической — части фильма, оставив нечистям возможность лишь попозировать минуту-другую в лаконичных сценах-вспышках из условно-сказочного пространства.

Вот один из подобных выпавших эпизодов:

«Васин шел быстро и не сразу заметил учеников Тролля.

Светлоглазый, Горбун и Юный, тихонько напевая и приплясывая, шли по мостовой навстречу Васину.

Пустынная темная улица, зловещие фигуры… Васин замедлил шаги. Тролли приблизились, остановились перед ним.

Васин тоже остановился. И понял: будут грабить. Сейчас спросят, сколько времени, или попросят закурить…

Васин сделал движение, чтобы обойти их. Тролли незаметно переместились в ту же сторону. Васин попытался обойти их с другой стороны. Тоже не удалось. Тогда он снял с руки часы и протянул Горбуну. Тот приложил часы к уху, послушал, протянул Юному, тот тоже послушал и отдал Сероглазому. Тот бросил часы на землю. В то же мгновение тролли исчезли.

Васин обернулся. Тролли стояли сзади. Они помахали руками и пошли прочь, напевая и приплясывая.

Когда Васин наклонился, чтобы отыскать часы на земле, их там не было.

Часы обнаружились у него на руке».

Некоторые из «тролльских» сцен были куда эффектнее. «Вот у меня Васин, которого играл Леонов, заходит в лифт, — вспоминал об одной из них Данелия, — там стоит тролленок — странно одетый молодой человек. Васин нажимает кнопку четвертого этажа, тролленок нажимает на третий этаж. Когда двери лифта открываются, мы видим, что здесь пустыня, а не этаж. И этот тролленок уходит в пустыню, оборачивается и показывает так Васину. Дверь закрывается, лифт едет наверх. Васин выходит на лестничную площадку и ничего не может понять, идет вниз.

Было еще несколько таких эпизодов, но самым сильным был вот этот лифт. А он был вначале. И когда я смонтировал, я понял, что нельзя вначале давать вот такой сильный эпизод, который потом настраивает зрителей, что дальше будет еще что-то сложнее и интереснее. Я под слезы всей группы, монтажера все это выкинул и попробовал решить все на звуках. И у меня это получилось».

(Кстати, кадр с выходом Васина не на своем этаже остался в фильме и, будучи никак не объясненным, выглядит довольно загадочно.)

Как же Данелии удалось «решить все на звуках»? «Мне хотелось, чтобы в этой картине все время ощущалось присутствие нечистой силы. В каждом кадре. Я подкрепил эту идею сценарно и сюжетно таким образом, что в каждом кадре появлялись тролли, были очень эффектные эпизоды. А потом мне это наскучило. Как-то выходило очень нарочито — дважды два четыре. И я взял и все эти эффектные кадры, к ужасу всех окружающих, вырезал. Кстати, и композитора, товарища Канчели, я никогда так не мучил, как на этой картине! И вот ощущение тревоги в картине мы, в результате, достигли исключительно за счет музыки и шумов. Шумы такие — идет, к примеру, герой по улице, и слышны только его шаги. Не слышно проезжающего трамвая или машин. А иногда появляется такое завывание: у-у, у-уу. Или просто к бытовым шумам — радио, стук столовых приборов — прибавляется этот гул. Таким образом, именно музыка в сочетании с изображением дала нужный мне эффект. Потому что в самом изображении ничего такого потустороннего нет: квартира как квартира, улица как улица, райисполком как райисполком. Ничего такого нет: один только раз на герое зажегся красный фонарь, проводил его и потух. Это все, остальное достигнуто исключительно звуковым рядом!»