Александра Косарева - «Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Вольный работу кончил, да скорей домой, к печке, горячего поесть. А ссыльный — как Мария в своей конторе, — сначала шмон по полной программе, чтобы чего запретного не пронесла. А пока обыскивают, пока карманы-то выворачивают да шарят под юбкой, может, кстати, уйти автобусик или вездеход. И тогда два, три километра по занесенной снегом дороге — к своим балкам. К своим огонькам, что едва мерцают вдали.

И так каждый день. Начиная с зимы сорокового, всю войну и после войны.

Тут тоже повышают по службе, — точнее, эффективно используют! — и Мария стала вроде начальницы. Но в остальном неволя есть неволя.

Однажды подруга уговорила Марию сходить к местному хироманту. Ну так, ради интереса. В ту пору предсказателям мало кто верил. И хиромант, изучив руку Марии, наобещал каторжанке золотые горы. Дескать, все будет хорошо, скоро она увидит близкого человека, позже будут деньги, а в недалеком будущем она сможет путешествовать, отдыхать в санаториях у моря…

Мария, вернувшись в свой балок, лишь рассмеялась: хоть и наговорили всякой чепухи, так хоть немного развлекли.

Однако через какое-то время предсказания стали сбываться. Отбывать срок в Норильск прибыл ее брат Павел. Потом освобождение, поездка в Грузию, снова арест, но реабилитация, материальная компенсация, квартира, бесплатные путевки в крымские санатории… Предсказания оказались правдой.

После второго ареста и нового срока бабушка, получив от матери Косарева известие, что «Лена заболела той же болезнью», принялась немедленно хлопотать, чтобы Лену также перевели по месту ее ссылки. Где они могли бы жить вместе.

Мария Викторовна написала Поскрёбышеву.

Наверное, это был правильный выбор. Напиши она Сталину, который к тому времени устроил параноидальные гонения на «космополитов», кто знает, какими бы последствиями обернулась для нее эта просьба.

Бабушка позже говорила: больше всего она опасалась, будто Поскрёбышев не вспомнит ее.

Какая-то Мария Нанейшвили, из какой-то ссылки просит за дочь? Но на этот счет она волновалась напрасно. У Александра Николаевича была феноменальная память! От природы. Он помнил все имена и телефоны наизусть, никогда их не записывал, и можно было только себе представить, что значит — забыть телефон министра, с которым просит его связаться Сталин.

Поскрёбышев испытывал известную симпатию к некоторым людям: к полярникам, летчикам, крупным писателям, типа Горького, а также к Косареву. Не осталось свидетельств, встречались ли они за городом, выпивали ли на даче. Я по крайней мере никогда не слышала от бабушки, — которая и без того не слишком любила вспоминать годы мук и унижений! — чтобы Косаревы и Поскрёбышевы дружили семьями. Но по крайней мере, с Александром Васильевичем Косаревым Поскрёбышева объединяла ненависть к Берии.

Берия мечтал сместить помощника Сталина всю карьеру, и только в 1953 году министр МГБ обвинил его в утере документов государственной важности и Поскрёбышева отстранили незадолго до смерти вождя.

Кстати, документы потом нашлись.

5 марта 1953 года, когда он слушал по радио прелюдию Шопена и буханье салюта, Александру Николаевичу плакать не хотелось. Но и танцевать от радости тоже.

По характеру он был противоположен хозяину. Нацеленный на дело, на службу, умеющий быстро принимать решения, но добрый человек. Добрый подельник вождя. Его ближайший помощник. Тот, кто точно знал, кто поставляет в Кремль папиросы и табак для его трубки и сколько кусочков сахару нужно положить Сталину в чай. И тот, кто, онемев от ужаса, был обязан молчать, когда узнавал одним из первых и совершенно точно, что такой-то нарком или такой-то генерал, особенно из друзей, уже обречены.

Его дочь Наталья Поскрёбышева писала: «Дома он часто повторял: «Надо быть добрым, а не добреньким».

Зато Сталин методично издевался над генерал-майором, унижал его, как только мог. За что? Неизвестно. Можно лишь предположить, что грузинский пахан Джугашвили, крещеный в православии, но отвернувшийся от Бога, бандит по своей сути… Который кого-то заставлял жить по придуманным им законам, из-за которых ребенка могли расстрелять, а женщину, поднявшую в поле колосок, отправить на каторгу, сам жил по понятиям. Которые, наверное, сложились еще тогда, когда он был не генсеком, а обычным гопником, бандитом, грабящим банки по всему Закавказью.

Однажды на Новый год Сталин решил развлечься.

Сидя за одним столом при других гостях, он сворачивал трубочки из бумажек, надевал их на пальцы Поскрёбышева, поджигал и весело при этом смеялся, показывая на несчастного пальцем. Помощник корчился от боли, но сбросить горящие колпачки не решался, потому что лучше было получить ожоги, чем лишиться головы.

По свидетельству Светланы Иосифовны Аллилуевой, Сталин в марте 1939 года вынудил Поскрёбышева лично представить Сталину на подпись документ в прокуратуру по поводу ареста его жены — Брониславы Соломоновны Металликовой-Поскрёбышевой. Ненавистного помощника вождя подставил Берия. А жену обвинил в связях с Троцким и подрывной деятельности против советской власти.

Помощник попытался защитить жену, напомнить, что у них дети, на что Сталин сказал:

— Так как органы НКВД считают арест вашей жены необходимым, так и должно быть! — Но увидев растерянное, убитое лицо Поскрёбышева, рассмеялся и добавил: — Сашка, в чем дело? Тебе баба нужна? Так мы тебе найдем!

И что же? Он никого не просил, стоически переживая разлуку с женой, но вскоре в его квартире появилась молодая женщина, которой было предписано вести хозяйство генерала.

Что же касается Косарева, то Поскрёбышев, когда мог, старался вывести моего деда из-под удара: сейчас не заходи, у него Ежов… Саша, хозяин нынче зол, ругался с Туполевым… Давай перенесем эту встречу на денек-другой, а я хозяину скажу, ты вовремя приходил?..

Поэтому, получив письмо от Марии Нанейшвили, он снял трубку, сделал пару звонков, и вскоре мою маму Елену Александровну перевезли на Крайний Север. Там она не просто поселилась вместе с бабушкой, но стала работать в ее подчинении.

Боже мой, во время ареста отца ей было восемь. Сейчас — девятнадцать! Но вот им вдвоем, по словам тирана, «жить стало легче, жить стало веселей». Ладно, ничуть, скажем, не легче. А веселей в том смысле, что какая же мать не обрадуется возможности быть вместе с дочерью хоть в гетто, хоть за колючей проволокой концлагеря?

17 декабря 1953 г. Мария Викторовна из Норильска написала письмо председателю Совета Министров СССР Маленкову, чтобы ее реабилитировали. В нем она привела многие подробности своего ареста и ссылки, о которых я уже писала. И в частности, сообщила:

«Все эти факты можно легко установить. Если жив Косарев (моя несчастная бабушка все еще надеялась, что дед жив! — А.К.), он повторит всю эту историю слово в слово. Думаю, что Багиров и Берия тоже не забыли об этом. Как происходил мой арест, могут подтвердить и комендант Жданов, присутствовавший при аресте, и работники ГУГБ, производившие арест. Моя первая следовательница Хорошкевич тоже знала, что я арестована только волей Берии.