Александра Косарева - «Запомните меня живым». Судьба и Бессмертие Александра Косарева

Тень леди Макбет

Шла хрущевская оттепель.

На Старой площади, в здании Центрального Комитета КПСС все постепенно привыкли, что каждый день в одно и то же время к подъезду вместе с другими сотрудниками спешит видавшие виды блондинка с немного усталыми, но голодными глазами. Как будто ей пообещали что-то важное, окончательное, что раз и навсегда утвердит ее в своей праведности, а врагов покарает.

— Здравствуйте, товарищи! — бодро приветствовала она работников ЦК КПСС, вышагивая и размахивая портфелем.

Но ей не отвечали, сторонились, и, если она заходила в лифт, никто с нею не ехал, ждали.

Она же поднималась на свой этаж, заходила в пустой кабинет с портретом Сталина на стене. Сидела там до вечера, выходя, как положено, только на обеденный перерыв.

Наверное, нормальному человеку требовалось для этого иметь душевную силу и недюжинную выдержку. Она — выдерживала. Словно знала про себя какую-то правду, о которой никому невдомек.

Ее телефон молчал. Никто к ней не заходил. В столовой, если она подсаживалась за столик с подносом, люди молча вставали и пересаживались. Да и сама она уже месяц как не числилась на работе.

Ее исключили из партии 28 июня 1956 года решением Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, уволили с работы.

Наконец, у нее отобрали пропуск. И в Москве она не жила, поскольку мужа перевели на работу в Рязань. Однако всякое утро она садилась на московскую электричку и весь день стояла у входа в здание.

Мишакова была столь неординарной фигурой, что даже Александр Аронов, крупный русский поэт, в то время журналист «Московского комсомольца», помянул ее в стихах, назвав их «Баллада о сволочи».

Вот она в некотором сокращении:

Но однажды прямо от дверей ЦК КПСС ее увезли в психиатрическую больницу. Потом выпустили. Она окончила свою странную, страшную жизнь в год московской Олимпиады…

А началась «Баллада о сволочи» с того, что в августе 1937 года, в самый разгар неприятностей, в кабинет Косарева постучалась приятной наружности женщина. Впрочем, вид у нее был вполне девичий, блондинка с голубыми глазами, 31 год.

Протянула руку.

— Мишакова, Ольга Петровна!

Аспирантка, год отработала в Кировском райкоме комсомола, занималась учащейся молодежью, вступила в партию, и вот партия ее направила. Косарев предложил ей вакансию инструктора отдела агитации и пропаганды ЦК комсомола, Мишакова радостно согласилась. Лишь одно тогда чуточку покоробило Косарева.

Прощаясь, Ольга снова панибратски протянула руку и, жестко поглядев в глаза генсеку, сказала:

— Надеюсь, мы с вами поладим!

То есть не начальник с ней поладит, а она с ним! Словно не ее принимали на должность, а она принимала Косарева!

Впрочем, он вскоре об этом забыл.

В конце сентября он поручил Ольге первое большое дело: представлять ЦК ВЛКСМ на отчетно-выборной комсомольской конференции в Чебоксарах. Но уже в начале октября первый секретарь обкома Сымокин, назначенный некогда лично Косаревым, позвонил в Москву.

— Саша, кого вы нам прислали?!

— А что случилось?

— Слушай, эта твоя Мишакова послушала выступающих и потребовала распустить конференцию!

— Но у нее нет на это полномочий! — вскричал Косарев.

— Она обвинила нас в контрреволюции. Жди телеграмму!

По требованию Мишаковой семь человек оказались исключены из комсомола, 36 — лишены депутатских мандатов «за буржуазный национализм». Конференцию она распустила, как «неподготовленную».

Косарев пришел в ярость. Уже тогда у него закралось подозрение: неужели Ольга решилась действовать только от своего имени? Не боясь возможных последствий?

Однако же по ее наводке Сымокина и второго секретаря Чебоксарского обкома Терентьева объявили врагами народа, обвинили в шпионаже, а также «в насаждении вражеских элементов в комитеты ВЛКСМ».

Косарев негодовал, без толку звонил Андрееву, кому-то еще из инструкторов ЦК партии, как бы советовался, пока не услышал, что ЦК в курсе и что, в частности, Георгий Максимилианович Маленков согласен с выводами Мишаковой полностью.

Я не уверена, потому что живу совсем в другом времени, но возможно Косарев напрасно допустил, чтобы подчиненная вывела его из равновесия. Ведь уже был включен и заработал сценарий по разгрому косаревского комсомола.

Косарев не разгадал сценария и решил эту наглость блондинке не спускать. Выждав время, именно 15 марта 1938 года собрал бюро ЦК ВЛКСМ — если помните, за два дня до приема в Кремле по поводу папанинцев и сталинского поцелуя!

Тут Мишаковой досталось по полной программе. Косарев потребовал, чтобы в постановлении, за которое бюро проголосовало единогласно, — у многих еще надменная барышня не вызывала особых симпатий! — чтобы в этом постановлении записали официально: «Мишакова допустила грубейшие ошибки, в силу чего люди, честные перед партией, зачислились в разряд политически сомнительных, а то и пособников врагов».

Постановили: перевести Мишакову на другую работу. Правда, уже в августе, остыв, исправили решение: «Перевести на другую работу по личной просьбе с предоставлением отпуска!»

Когда же маховик репрессий против комсомола уже вовсю раскрутился и по сути судьба Косарева окончательно была решена, Мишакова написала лично Сталину.

Вот этот документ, архивное дело №П 4279, стр. 119.

«Меня за разоблачение врагов народа в Чувашии еще в октябре 1937 года опозорили и уволили с работы в аппарате ЦК ВЛКСМ. Я не могу не сообщить Вам о неправильном поведении секретарей ЦК ВЛКСМ и лично т. Косарева.

Мне от Н. И. Ежова сообщили, что мои сигналы, направленные мною лично Ежову, приняты и послужили началом разоблачения врагов в Чувашии и что мои предположения относительно Чувашии подтвердились.