Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

Я получил неожиданно вежливый ответ. Мне сообщили, что мое присутствие в Вашингтоне не требуется и я могу считать вопрос закрытым.

Занимаясь своими личными делами, я не очень-то следил за тем, как идут дела в нашей «Юнайтед Артистс». И вот юрист компании сообщил мне, что ее долг составил один миллион долларов. В самые удачные годы общая прибыль компании составляла от сорока до пятидесяти миллионов долларов в год. Правда, я получал дивиденды от этой прибыли всего лишь два раза в жизни. Во времена расцвета компания приобрела двадцать пять процентов акций четырехсот кинотеатров в Англии, не заплатив при этом ни пенни. Я не знаю точно, как это происходило, но думаю, что акции мы получили взамен гарантий о том, что будем прокатывать свои фильмы в этих кинотеатрах. Многие другие крупные американские кинокомпании покупали доли в сетях британского кинопроката точно таким же образом. В свое время мы были владельцами акций британского конгломерата «Рэнк Организейшн» на сумму в десять миллионов долларов.

Однако учредители «Юнайтед Артистс» один за другим продали свои акции компании, что значительно уменьшило ее наличный капитал. В этих условиях я неожиданно обнаружил, что являюсь владельцем пятидесяти процентов акций компании, долг которой составлял миллион долларов. Другая половина акций принадлежала Мэри Пикфорд. Она написала мне эмоциональное письмо, предупреждая, что банки уже начали отказывать нам в кредитовании. Меня это известие не очень обеспокоило, потому что компания и раньше была в долгах, но во всех случаях нас выручали популярные фильмы. Более того, я только что снял «Месье Верду» и предполагал, что он соберет очень хорошие деньги. Артур Келли, мой представитель, прогнозировал общую прибыль от фильма в размере двенадцати миллионов долларов. Если так, то миллионный долг будет погашен, а чистая прибыль компании составит еще один миллион долларов.

Я устроил частный показ нового фильма для друзей в Голливуде. Томас Манн, Лион Фейхтвангер и другие стоя аплодировали мне более минуты.

Уверенный в успехе, я отправился в Нью-Йорк. Но не успел выбраться из поезда, как тут же был атакован газетой «Дэйли Ньюс»:

«Чаплин снова в Нью-Йорке и собирается показать свою новую картину. Пусть только этот “попутчик коммунистов” попробует устроить пресс-конференцию – у нас есть пара вопросов, на которые ему трудно будет найти ответы».

В «Юнайтед Артистс», в отделе связи с прессой, возникла дискуссия, стоит ли вообще устраивать пресс-конференцию для журналистов. Я был в полном негодовании, потому что накануне встречался с представителями иностранной прессы, которые устроили мне отличный прием. Кроме того, я не привык отступать перед такими угрозами.

Мы сняли большой зал в отеле, и следующим утром я встретился с американской прессой. После коктейлей я появился в зале и сразу же почувствовал недоброжелательное отношение. Я встал за маленькую трибуну и, стараясь быть максимально приветливым, обратился к публике:

– Приветствую вас, уважаемые дамы и господа! Я здесь, чтобы ответить вам на любые вопросы, имеющие отношение к моей новой работе и моим планам на будущее.

В зале повисла тишина.

– Пожалуйста, не все сразу, – я улыбнулся, попытавшись пошутить.

В конце концов, какая-то дама, сидевшая прямо передо мной, задала свой вопрос:

– Вы коммунист?

– Нет, – ответил я громко и ясно. – Следующий вопрос, пожалуйста.

Я услышал какое-то бормотание и уж было подумал, что это представитель «Дэйли Ньюс» решил задать свои каверзные вопросы, но ошибся – он не соизволил присутствовать. Вместо него вопрос задал неряшливо выглядевший тип в пальто. Он низко склонился над листком бумаги и начал что-то неразборчиво бубнить.

– Прошу прощения, – прервал я его. – Вам придется зачитать свой вопрос еще раз, я не понял ни одного вашего слова.

Он начал снова:

– Мы, представители Католического общества ветеранов…

– Я здесь не для того, чтобы отвечать на вопросы Католического общества ветеранов, это пресс-конференция.

– Почему вы так и не стали гражданином США? – послышался чей-то голос.

– Я не вижу причин для изменения своего гражданства. Я считаю себя гражданином всего мира.

В зале поднялся шум. Два или три человека стали одновременно о чем-то спрашивать. Один из голосов оказался громче других:

– Но вы зарабатываете свои деньги здесь, в Америке.

– Ну что же, если вас так волнует коммерческая сторона вопроса, отвечу вам прямо. Мой бизнес имеет международный характер. Семьдесят процентов моего дохода приходятся на зарубежные страны, а Соединенные Штаты получают все сто процентов налогов с моих доходов. Как видите, я очень честный иностранец, который платит налоги.

Тут опять возник тип из Католического легиона:

– Здесь вы зарабатываете свои деньги или еще где-то, мы все, кто когда-то высадились на берегах Франции, считаем вас иностранцем.

– А вы не единственный человек, который там высаживался, – ответил я. – Двое моих сыновей воевали в составе армии генерала Паттона, они шли в первом эшелоне и не спекулируют этим, как вы.

– Вы знакомы с Хансом Эйслером?

– Да, это мой близкий друг и великий музыкант.

– А вы знаете, что он коммунист?

– Мне все равно, кто он, моя дружба не зависит от политических убеждений.

– Это говорит о том, что вы симпатизируете коммунистам.

– Никто не смеет мне указывать, кого любить, а кого нет. Мы еще не дошли до этого, слава богу.

И вдруг среди хора агрессивных высказываний раздался чей-то голос:

– Как должен чувствовать себя артист, который подарил столько счастья и искренности простым людям во всем мире, а теперь вынужден терпеть унижения и оскорбления от так называемых представителей американской прессы?

Я совершенно не ждал никакой симпатии в этом зале и поэтому, не расслышав, резко ответил:

– Извините, я не понял вас, повторите свой вопрос еще раз.

Мой пресс-атташе прошептал:

– Этот парень на вашей стороне, он произнес очень хорошие слова.

Парнем оказался Джеймс Эйджи, американский поэт и новеллист, который в то время писал очерки и критические статьи для «Таймс». Я почувствовал сильное смущение и растерянность.

– Прошу прощения, – повторил я, – я просто не расслышал, что вы сказали, не повторите ли свой вопрос еще раз?

– Не знаю, смогу ли, – сказал он, тоже чувствуя некоторую растерянность, но все же повторил свои слова.

Я не нашелся, как ответить, и только покачал головой:

– Без комментариев… И спасибо вам большое.

Я был в полном смятении после его добрых слов и чувствовал, что больше не в состоянии бороться с враждебностью собравшихся в зале людей.