Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

А еще мы получили письмо от Генри, нашего дворецкого:

«Дорогие мистер и миссис Чаплин, я уже давно не писал вам, потому что долго мучился с тем, чтобы написать все правильно на своем швейцарско-английском. Несколько недель назад мне очень посчастливилось – я посмотрел «Огни рампы». Это был частный показ, меня мистер Рансер пригласил. Там было еще двадцать человек. Миссис и мистер Сидни Чаплин, мисс Рансер и Ролли – это все, кого я знаю. Я сел сзади, чтобы побыть одному и подумать, и правильно сделал. Я, может, и смеялся громче всех, но и слезы лил еще как.

Я ничего лучше этой картины не видел. Ее никогда не показывали в Лос-Анджелесе. По радио иногда запускают музыку из «Огней рампы». Красивая музыка. Она сильно волнует меня, когда я ее слушаю. Но они никогда не говорят, что музыку сочинил мистер Ч. Здорово, что ребятишкам нравится в Швейцарии. Конечно, взрослым труднее привыкать к чужой стране, но Швейцария действительно одна из лучших. Лучшие школы в мире. Самая старая республика в мире, еще с 1191 года. Первого августа у нас там празднуют вместо 4 июля День независимости. Ну, не праздник, но вы увидите огни на всех горных вершинах. В общем, одна из самых консервативных и процветающих стран. Я уехал оттуда в Южную Африку еще в 1918-м. А потом возвращался два раза. А еще два срока отслужил в швейцарской армии. Я ведь родился в Санкт-Галлене, это на востоке Швейцарии. У меня один брат в Берне живет, а второй все там, в Санкт-Галлене.

Мои наилучшие пожелания всем вам.

Я все еще продолжал выплачивать жалованье всем, кто работал для меня в Калифорнии, но теперь, когда я остался на постоянное жительство в Швейцарии, больше не мог себе этого позволить. Я выплатил каждому выходное пособие и бонус, общие выплаты составили около восьмидесяти тысяч долларов. Эдна Пёрвиэнс тоже получила свой бонус, но кроме этого она числилась работающей у меня на студии до последнего дня своей жизни.

Во время отбора артистов для «Месье Верду» я подумал, что Эдна могла бы сыграть роль мадам Гросне. Я не видел Эдну уже около двадцати лет, она никогда не появлялась на студии, поскольку каждую неделю чек с ее жалованием отправляли ей по почте. Позже она призналась, что была больше удивлена, чем обрадована, когда получила вызов на студию.

После того как Эдна приехала, ко мне в гримерную зашел наш оператор Ролли. Так же, как и я, он не видел Эдну целых двадцать лет.

– Она уже здесь, – сообщил он, и его глаза сверкали. – Конечно, она уже не та, но прекрасно выглядит!

Ролли сказал, что Эдна ждет меня снаружи, на лужайке.

Мне не хотелось устраивать эмоциональную сцену встречи после долгой разлуки, поэтому я вышел по-деловому, всем видом демонстрируя, будто с тех пор, как мы виделись, прошла всего пара недель.

– Так-так! Наконец-то мы до тебя добрались, – как можно более приветливо сказал я.

Я видел, как дрожали ее губы, когда она улыбалась, и потому быстро перевел разговор на то, почему пригласил ее на студию, и с жаром принялся рассказывать о фильме.

– Это звучит отлично, – с интересом сказала Эдна, она всегда была большой энтузиасткой.

Она прочитала кое-что из предложенной роли, и это звучало совсем неплохо. Хочу только сказать, что во время нашего общения меня не отпускало чувство ностальгии – Эдна четко ассоциировалась с моими ранними успехами, с теми днями, когда мы были уверены, что все самое лучшее было впереди!

Эдна очень старалась, но все было бесполезно, на роль требовалась актриса с европейской изысканностью, а этим Эдна, увы, не обладала. Я поработал с ней три или четыре дня, прежде чем понял, что она не подходит. Эдна приняла известие скорее с облегчением, чем с разочарованием. С тех пор я не видел ее и не слышал о ней, пока не пришло письмо, в котором она написала, что получила от меня свой бонус:

«Дорогой Чарли, первый раз за все время я пишу тебе и благодарю за твою долгую дружбу и за все, что ты для меня сделал. В молодости у нас никогда не было столько проблем, и я знаю, что тебе пришлось пережить много бед. Хочется верить, что твоя чаша счастья теперь полна, и рядом с тобой твоя очаровательная жена и дети…

(Далее Эдна пишет о своей болезни и огромных тратах на докторов и сиделок, но заканчивает письмо, как всегда, в своем уникальном стиле – шуткой.)

Я тут один смешной анекдот услышала. Парня посадили в ракету, запечатали, как надо, и отправили в космос, чтобы посмотреть, как далеко он улетит. Ему строго велели следить за высотой и считать. И вот он, бедный, считает: 25 000-30 000–100 000-500 000. Тут он не выдержал и воскликнул: «О Господи!» – и вдруг мягкий и тихий голос ответил: «Н-да-сссс?»

Пожалуйста, Чарли, прошу тебя, напиши мне что-нибудь поскорее. И пожалуйста, возвращайся к нам – ты должен жить здесь, с нами.

Твой самый искренний и лучший почитатель.

За все долгие годы нашего общения я никогда не писал Эдне, мы всегда общались в студии. Ее последнее письмо было ответом на мое, в котором я писал, что она по-прежнему будет получать свое жалованье.

«13 ноября 1956 г.

Дорогой Чарли, это опять я, пишу тебе с сердцем, преисполненным благодарности. Я снова в больнице («Кедры Ливана»), мою шею подвергают кобальтовому облучению. Это сущий ад, другого такого нет! Но надо лечиться, пока я еще могу пошевелить хоть пальцем. Говорят, что это самый эффективный курс лечения, что меня немного утешает. Надеюсь, меня отпустят домой в конце недели, а потом я стану амбулаторным пациентом (было бы прекрасно!). Слава богу, что внутренние органы не поражены и болезнь имеет локальный характер, по крайней мере, мне так говорят. И все это напоминает мне о парне, стоящем на углу Седьмой авеню и Бродвея. Он рвал бумагу на мелкие клочки и бросал их по ветру. Подошел полицейский и спросил беднягу, чем это тот занимается. Парень ответил:

– Да вот, слонов отгоняю.

– Да нет здесь у нас никаких слонов, – удивился полицейский.

– Вот видите, значит, помогает, – ответил парень.

Вот такая у меня глупая шутка дня, ты уж прости.

Надеюсь, у тебя дома все в порядке и ты наслаждаешься заслуженным отдыхом.

Вскоре после этого Эдна умерла. Мы стареем, а мир вокруг все молодеет и молодеет, и молодость берет свое. А мы, пожившие на этом свете, потихоньку отдаляемся от мира и идем по только нам одним ведомым дорогам.

Пришло время заканчивать мою одиссею. Я хорошо понимаю, что время и обстоятельства всегда были на моей стороне. Мною восхищался весь мир, меня любили и ненавидели. Мир дал мне все самое лучшее и совсем немного самого плохого. Что бы со мною ни происходило, несмотря на все превратности судьбы, я всегда был глубоко уверен, что все хорошее и плохое также переменчиво, как и облака, летящие по небу. Эта вера в моем сердце помогла мне пройти через беды и горести и с готовностью воспользоваться удачей. У меня нет готовой схемы, по которой можно было бы жить, равно как и нет особой философии – ни умной, ни глупой, я знаю только одно: мы все должны бороться за свою жизнь. Признаюсь, что порой я бываю и противоречивым – раздражаюсь по мелочам и остаюсь совершенно равнодушным к чему-то очень серьезному.