Чарльз Чаплин - Моя удивительная жизнь. Автобиография Чарли Чаплина

А. П. Джаннини управлял двумя небольшими банками, которые позднее переросли в один из самых мощных финансовых институтов Соединенных Штатов – Банк Америки.

Говард Хьюз получил богатое наследство от отца – изобретателя современных бурильных установок, и приумножил свой капитал, инвестировав в авиационную промышленность. Хьюз был очень необычным человеком, управлявшим своей промышленной империей по телефону из третьеразрядного отеля, да и вообще он не любил показываться на публике. А еще он успел поработать в кино, и его художественный фильм «Ангелы ада» с Джин Харлоу был очень популярен.

В те времена список моих ежедневных развлечений включал: бои Джека Дойла [26] Ирландский боксер, актер и тенор (прим. ред.). в Верноне по пятницам, музыкальные постановки в театре «Орфей» по понедельникам, спектакли в театре «Мороско» по вторникам и симфонические концерты в Филармоническом зале Клуна время от времени.

Лос-Анджелесский спортивный клуб был местом, где представители местной элиты и делового сообщества собирались во время коктейля, и клуб напоминал иностранное поселение.

Одним из «поселенцев» был молодой человек, время от времени игравший в кино, он в одиночестве проводил время в гостиной клуба. Как и многие другие, он приехал в Голливуд попытать счастья, но дела у него шли не очень хорошо. Звали этого молодого человека Валентино. Его как-то представил мне еще один актер, исполнявший маленькие роли, по имени Джек Гилберт. После этого я не видел Валентино около года, и за этот период ему удалось сделать очень большой скачок вперед. Когда мы с ним снова встретились, он казался робким и застенчивым, но только до момента, пока я не произнес:

– За время, пока мы не виделись, тебе удалось влиться в славную когорту бессмертных.

Валентино засмеялся, сбросил с себя защитную маску и оказался вполне нормальным и дружелюбным парнем.

Этот человек был окружен непонятной аурой грусти и печали. Он очень изящно нес свой успех, показывая всем, как он устал от него. Валентино был образован, спокоен, совсем не тщеславен, и его просто обожали женщины. Увы, с ними-то ему и не везло. Все, на ком он успел жениться, поступали с ним нечестно и непорядочно. Так, например, одна из жен завела роман почти сразу после свадьбы. Ее любовником стал инженер из лаборатории, с которым она уединялась в темноте проявочной комнаты. Я не знал ни одного мужчины, который бы так привлекал женщин, но и никого из мужчин женщины так не обманывали, как Валентино.

Постепенно я начал готовиться к работе по выполнению нового контракта в 670 000 долларов. Представителем «Мьючуал Фильм Компани» был некий мистер Колфилд, который отвечал за организацию всего рабочего процесса. Он арендовал студию в самом центре Голливуда, и я вместе с моей небольшой, но опытной командой, в которую входили Эдна Пёрвиэнс, Эрик Кэмпбелл, Генри Бергман, Альберт Остин, Ллойд Бэкон, Джон Рэнд, Фрэнк Джо Колеман и Лео Уайт, были готовы приступить к съемкам.

Первая же моя картина «Контролер универмага», созданная в рамках нового договора, принесла нам большой успех. Съемки проходили в универмаге, где я придумал несколько смешных эпизодов на ленте эскалатора. Когда Сеннетт посмотрел этот фильм, то не удержался и сказал: «Какого черта мы до этого не додумались?»

Я быстро вошел в рабочий ритм и стал снимать по одной комедии из двух частей каждый месяц. После «Контролера универмага» последовали «Пожарный», «Бродяга», «В час ночи», «Граф», «Ссудная лавка», «За кулисами кино», «Каток», «Тихая улица», «Исцеление», «Иммигрант» и «Искатель приключений». В целом на съемки двенадцати комедий мне понадобилось шестнадцать месяцев, включая время на простуды и прочие «нерабочие обстоятельства».

Не все шло гладко, бывали и проблемы, которые не так-то просто было решать. Иногда я не мог найти нужное продолжение или нужную идею для фильма. В этом случае я останавливал работу и мучительно пытался что-нибудь придумать, меряя шагами свою гримерную комнату. Или уединялся в глубине съемочной площадки и сидел там часами. Меня страшно раздражали взгляды служащих студии и актеров, проходивших мимо. Это было тем более неприятно, что «Мьючуал» оплачивала все расходы и мистер Колфилд был здесь как раз для того, чтобы все работало без проблем и остановок.

Я видел, как он проходит по съемочной площадке, и даже на расстоянии легко мог догадаться, о чем он думал, а думал он о том, что работа стоит, ничего не делается, а издержки растут. Скажу честно и деликатно: я всегда ненавидел людей, если они мешали мне думать или смотрели на меня столь обеспокоенно и тревожно.

Когда очередной бесполезный день заканчивался, Колфилд как бы случайно сталкивался со мной на выходе из студии, приветствовал фальшивой улыбкой и участливо спрашивал: «Ну и как наши дела?»

– Хуже некуда! Я ничего уже не могу, и в голове пусто!

Тогда он делал вид, что посмеивается, и говорил:

– Не волнуйтесь, все будет как надо.

Иногда решение приходило в самом конце рабочего дня, когда я уже рвал и метал от отчаяния, отметая все, что приходило в голову. И вдруг вот оно – решение, которое возникало легко и непринужденно, словно с мраморного пола сметали слой пыли, скрывавший красивую мозаику, которую я так долго искал.

Надо сказать, что за всю историю съемок моих фильмов ни один из актеров ни разу не пострадал от несчастного случая, ушиба или травмы. Все сцены драк, грубостей и хулиганских выходок тщательно репетировались и воспринимались как хореография особого рода. Удар по лицу всегда был имитацией. Вне зависимости от размера эпизода каждый знал, что делать и когда. Причинять кому-либо боль было делом абсолютно непозволительным, тем более что технические средства кино позволяли снимать любые сцены, будь то насилие, землетрясение, кораблекрушение или катастрофа.

За все время работы у нас был всего лишь один несчастный случай во время съемок «Тихой улицы». Я тянул на себя уличный фонарь, чтобы ударить хулигана, как вдруг фонарь разбился, и острый металлический край лампы ударил меня прямо по переносице, на которую пришлось наложить два шва.

Мне кажется, что работа для «Мьючуал» была самым успешным периодом в моей творческой жизни. Я чувствовал себя легко и свободно: мне двадцать семь лет, у меня потрясающие перспективы, и передо мной – чарующий мир. Я знал, что еще чуть-чуть – и я стану настоящим миллионером, и это было абсолютно ирреально. Деньги бурными потоками текли в мои сундуки, и десять тысяч долларов, которые я получал каждую неделю, складывались в сотни тысяч. Вот я стою четыреста тысяч, а вот уже целых пятьсот. Я никогда не верил, что все это происходит именно со мной.