Олег Будницкий - Люди на войне

Пилотки я так и не нашел. Лишь наутро я обнаружил ее метрах в трех от спасительного окопа, в котором я находился. Марию наутро раскопали, расковыряли. Нашли одну ногу, почки и больше ничего… Марию зарыли и оставили в земле безо всякого следа и памяти. Я приказал своим бойцам сделать «Т»-образную табличку и, надписав на ней маленький некролог в память Марии, установил его на ее могилке. Так закончила свой жизненный путь Мария Федорова, 1919 года рождения, астраханка, медаленосец и кандидат в ВКП(б), старшина медицинской службы (запись сделана в середине ноября 1943 года).

Согласно данным Министерства обороны, 21-летняя Мария Архиповна Федорова, старшина медицинской службы, погибла 26 октября 1943 года. Владимир Гельфанд был последним человеком, разговаривавшим с Марией, и запись в его дневнике является единственным свидетельством очевидца ее гибели. Заметим, что дневниковые записи Гельфанда, как бы ни относиться к его интерпретации событий, отличаются точностью, подробностью и откровенностью. Еще раз повторим: это ценнейший источник истории повседневной жизни на войне.

Точнее, жизни и смерти.

Владимир Гельфанд вернулся в родной Днепропетровск в начале октября 1946 года. Здесь уже были его родители: мать вернулась в Днепропетровск в 1944 году и поступила на прежнее место работы — на завод им. Ленина в качестве секретаря отдела организации труда. Отец работал комендантом профтехшколы. Родители так и не сошлись, но были вынуждены — нередкая ситуация для послевоенных лет, да и для советской жизни в целом — жить в одной квартире. Отец Владимира Гельфанда умер в 1974 году, мать — в 1982‐м.

Владимир Гельфанд женился на школьной подруге и переехал в Молотов (Пермь), где она училась в медицинском институте. В 1952‐м окончил историко-филологический факультет Молотовского государственного университета. Семейная жизнь Гельфанда в первом браке сложилась неудачно. В 1955 году он оставил жену и 5-летнего сына и вернулся в Днепропетровск.

Вновь женился; во втором браке родились двое сыновей. Всю свою профессиональную жизнь Владимир Гельфанд преподавал в Днепропетровске обществоведение, историю и политэкономию в профессионально-техническом училище. Его жена преподавала сначала русский язык и литературу в школе, затем работала воспитателем в детском саду. Это были не слишком престижные и высокооплачиваемые специальности. Жили нелегко: вчетвером в комнате площадью 10 квадратных метров. Только в конце 1960‐х годов Гельфандам удалось получить отдельную квартиру в новостройке, а в начале 1970‐х перебраться в трехкомнатную, где с ними жила также мать Владимира.

Владимир Гельфанд был по-прежнему неугомонен: организовал в училище небольшой музей истории Великой Отечественной войны, исторический кружок. Публиковался в местных партийных, комсомольских газетах и отраслевой газете для строителей на русском и украинском языках: это были заметки о жизни училища, воспоминания о войне. В 1976 году было опубликовано 20, в 1978‐м — 30 его статей и заметок. Разумеется, тексты о войне не могли выходить за рамки дозволенного. Образчиком самоцензуры является небольшой мемуарный текст, опубликованный в 1980 году в сборнике воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны, составленном на основе писем в главную газету компартии Украины — «Правда Украины» («Нам дороги эти позабыть нельзя: Воспоминания фронтовиков Великой Отечественной». Киев: Политиздат Украины, 1980). По-видимому, это был единственный случай, когда Гельфанду удалось пробиться на страницы республиканской печати. Неясно, по каким причинам он предпочел рассказать не о том, в чем сам участвовал или что сам видел, а — с чужих слов — об истории немецкого женского батальона, захваченного в плен красноармейцами. История была вымышлена солдатом, поведавшим ее Гельфанду, ибо никаких женских батальонов в составе вермахта не было: женщины в немецких боевых частях не служили. Любопытно, однако, как работал механизм внутреннего и внешнего ограничения: в дневнике рассказывается, со слов солдата, якобы участвовавшего в захвате батальона, об изнасиловании пленных немок, причем с разного рода «художественными» подробностями, воспроизводившими, видимо, не более чем сексуальные фантазии красноармейцев. Правда, в отправленном в газету тексте неприглядные детали исчезли, а после дополнительной работы редакторов этот вымышленный эпизод превратился в очередное доказательство гуманизма бойцов Красной армии.

Владимир Гельфанд умер 25 ноября 1983 года в возрасте 60 лет. Он совсем немного не дожил до того времени, когда «цензурный занавес» над советским прошлым сначала приподнялся, а потом и вовсе был сорван. И, наверное, он, с детства грезивший о славе литератора, в самых смелых мечтах не мог себе представить, что его военный дневник (точнее, его немецкая часть), переведенный на иностранные языки, станет бестселлером в Германии и будет цитироваться в десятках работ по истории Второй мировой войны.

В этом, бесспорно, прежде всего заслуга младшего сына Владимира Гельфанда — Виталия, который с 1995 года живет в Берлине. Значительную часть жизни он посвятил систематизации, публикации и популяризации литературного наследия отца. Дневник Владимира Гельфанда за 1945–1946 годы вышел на немецком языке в 2005 году и стал подлинной сенсацией. Пожалуй, впервые немецкие читатели получили возможность увидеть разгром Третьего рейха, оккупацию Германии, взаимоотношения советских военнослужащих и немцев (в особенности — немок, возможно, наиболее болезненную и обсуждаемую в Германии в конце ХХ — начале XXI века тему) глазами советского офицера. Текст подготовлен к печати и снабжен комментариями немецким историком Эльке Шерстяной. Книга вышла под названием «Немецкий дневник 1945–1946», выдержала два издания (2005, 2008), в переплете и в обложке. Тираж превысил 80 тыс. экземпляров. «Немецкий дневник» издан также в переводе на шведский.

И наконец, дневник был издан в России. Виталий Гельфанд позвонил из Берлина на радио «Эхо Москвы» после одной из передач с моим участием, в которой речь шла о солдатских дневниках, в том числе о дневнике его отца. Автор этих строк слетал в Берлин и собственными глазами увидел коробку, набитую записными книжками, отдельными листками, письмами, документами военного времени. Работа по разбору, систематизации и комментированию записей Владимира Гельфанда потребовала нескольких лет, и в 2015 году дневник (750 книжных страниц) вышел в Москве полностью, без изъятий и сокращений.

Союз советских писателей входил в число организаций, которые должны были направить добровольцев в формирующиеся стахановскими темпами в начале июля 1941 года дивизии народного ополчения Москвы. Двенадцать дивизий общей численностью около 140 тыс. человек были сформированы за три дня — беспрецедентный случай в истории военного дела. Дивизии формировались по городским районам. Союз писателей числился за Краснопресненским. Таким образом в составе 8‐й (Краснопресненской) дивизии народного ополчения города Москвы образовалась «писательская рота», в которую вошла, по первоначальному списку, почти сотня литераторов. Важно понимать, что в ополчение набирали людей, не подлежавших мобилизации по возрасту, состоянию здоровья (медосмотр на стадии формирования вообще не проводился) или по другим основаниям.