Георгий Ковтунов - Всей мощью огня

— Вместе и отпразднуем, ты всегда будешь с нами, Николай. Всегда! Понимаешь?

Михалев чуть заметно кивнул, поморщился, вопросительно посмотрел на фельдшера.

— Товарищ подполковник, — повернулся он ко мне, — пора отправляться. Нельзя ему больше разговаривать.

Михалева перенесли в машину, где санитары уже установили носилки. Я стоял рядом и с горечью думал о том, что мы расстаемся с человеком, который, не совершив какого-то яркого подвига, сделал для победы над врагом, быть может, больше, чем каждый из нас.

— Спасибо тебе, Николай Иванович! — с трудом сдерживая слезы, сказал я на прощание. — За все спасибо! Когда сможешь, непременно напиши.

Машина плавно тронулась с места. Вскоре она скрылась за поворотом. А мимо нас, стоявших на обочине, осторожно объезжая воронку, двигались тягачи, автомашины. Полк шел дальше, туда, где его ждали новые бои.

Спустя несколько дней пришлось покинуть полк и мне. Правда, это не было связано с ранением или какими-либо другими неприятностями. Дело в том, что несколько раньше начались перемещения в руководящем составе артиллерии армейского звена. А в таких случаях, как известно, цепочка может тянуться далеко, затрагивая даже такие, казалось бы, далекие звенья, как командир дивизиона, батареи, взвода. На сей раз дотянулась эта цепочка и до меня.

Еще где-то в июле, а может быть в августе, разговаривал со мной на эту тему командующий артиллерией 67-й гвардейской стрелковой дивизии полковник М. Д. Румянцев. Причем не специально, а как-то между прочим. Я даже и значения не придал этому разговору.

— Судя по всему, Георгий Никитович, скоро уйду я с этой должности. А принимать ее, видимо, придется тебе. Как смотришь на такой вариант?

— За доверие, конечно, благодарю, но, если говорить откровенно, очень хотелось бы до конца войны остаться в своем полку.

— Понимаю тебя. И тем не менее есть вещи более важные, чем наши личные желания или нежелания. Так что, Георгий Никитович, на всякий случай будь готов.

Относительно долгое время мы при почти ежедневных встречах с полковником Румянцевым к этой теме больше не возвращались.

И только где-то в первых числах сентября Михаил Дмитриевич позвонил мне по телефону:

— Приезжай немедленно. Вместе поедем в штаб фронта.

Часа через два мы были у командующего артиллерией 1-го Прибалтийского фронта генерал-полковника артиллерии Николая Михайловича Хлебникова.

С ним я и раньше встречался не один раз на совещаниях командиров частей, в те часы, когда Николай Михайлович приезжал в нашу дивизию. Должен сказать, что человек он был весьма интересный. Ведь ему, в отличие от нас, молодых, и в гражданскую войну довелось драться с врагами. И не где-нибудь, а в составе прославленной Чапаевской дивизии, в которой Хлебников командовал артиллерией. Немало было у него и чисто человеческих привлекательных черточек. Любил он и умел, например, рассказывать. Причем рассказывать с юморком, с шуткой. Мог по-дружески, без подковырки разыграть кого-то. Но там, где речь шла о делах, был всегда предельно требователен и строг.

Генерал Хлебников сразу же пригласил нас к себе. Невысокий, подвижный, пожалуй, чуть полноватый, он приветливо, по-хозяйски встретил нас у дверей.

— Проходите, садитесь, рассказывайте, как идут в дивизии дела.

Рассказывал, разумеется, как старший по званию и должности, полковник Румянцев. Николай Михайлович Хлебников подробно расспрашивал обо всем, что касалось артиллерии, артиллеристов. Я, честно говоря, даже немного удивлялся: неужели командующему артиллерией фронта все это надо знать в деталях? Потом начал постепенно понимать, что он специально так построил беседу, для того чтобы я познакомился со всеми подробностями, что вопрос о назначении Михаила Дмитриевича Румянцева, а следовательно, и меня на новые должности окончательно решен.

А генерал Хлебников, слушая доклад Румянцева, то и дело посматривал на меня. И в глазах у него нет-нет да и проскальзывала добродушная, отеческая хитринка.

— Ну вот, товарищ Ковтунов, — сказал он наконец. — Михаил Дмитревич, с моей точки зрения, достаточно полно обрисовал общую картину. Вы, чувствую, догадались, зачем я вызвал вас и в чем смысл этой беседы. Догадались?

— Так точно, товарищ генерал-полковник!

— Мне хотелось бы, чтобы и вы так же детально знали обстановку в дивизии. Не исключаю, что на первых порах у вас возникнут какие-то трудности. Не стесняйтесь, без церемоний обращайтесь к полковнику Румянцеву. А в случаях сложных, не терпящих отлагательств, — звоните прямо ко мне. А теперь от души поздравляю с повышением в должности. Вопросы какие-нибудь ко мне есть?

Я не стал ничего уточнять. По пути в штаб артиллерии фронта у меня мелькнула мысль о том, чтобы, если зайдет разговор о моем переводе, попросить оставить в полку. Но по самой тональности беседы я понял, что это бессмысленно, что все уже решено окончательно и бесповоротно.

— Нет вопросов? — поднялся из-за стола генерал-полковник артиллерии Хлебников. — Что ж, тогда, товарищ Ковтунов, от всей души желаю успехов.

Полк я сдавал своему заместителю майору Дмитрию Кузьмичу Кузьменко. К нам в часть он пришел где-то в середине войны. Сначала командовал дивизионом. Потом, передав его капитану К. М. Воробьеву, принял должность заместителя командира полка. Светловолосый, чуть выше среднего роста, он сразу же произвел на меня хорошее впечатление. Некоторые считали его человеком замкнутым, неразговорчивым, даже сухим. Возможно, так оно и было на самом деле. Но обладал Дмитрий Кузьмич и другими, поистине драгоценными для офицера качествами: пунктуальностью, исполнительностью, аккуратностью. И этим начисто перечеркивались все его недостатки, если они и существовали в действительности. Бывают такие люди, которые вроде бы и не совершают ничего выдающегося (поэтому я как-то и не упоминал о Дмитрии Кузьмиче ранее), но на которых можно опереться, как на каменную стену. Именно таким и был гвардии майор Кузьменко.

Он, разумеется, как мой заместитель, прекрасно знал состояние дел в полку. Поэтому, что скрывать, сдача и прием должности носили чисто формальный характер. Как говорится, малые и большие саперные лопаты не пересчитывали, запасы перловой крупы на продскладе не перевешивали. Оформили акт, подписали его и тут же выслали в штаб дивизии.

Именно в это время у меня родилась мысль забрать с собой в качестве начальника штаба артиллерии дивизии гвардии майора Иевлева-Старка. С Кириллом Леонидовичем мы не один пуд соли, образно говоря, вместе съели. И я его прекрасно знал, и он меня. А полное взаимопонимание с начальником штаба — это три четверти успеха.

Да, Кирилл Леонидович отлично знал штабную службу, умел ее правильно, четко организовать. Умел, если это требуется, тактично напомнить о чем-то командиру, что-то подсказать ему. Сколько раз бывало, что он, не дожидаясь каких-то особых указаний, сам решал те или иные вопросы, по собственной инициативе выезжал в те дивизионы, где складывалась наиболее сложная обстановка.