Владислав Микоша - Рядом с солдатом

Положение на фронтах было напряженным. К концу августа особенно тяжело стало под Сталинградом. Фашистам удалось прорвать нашу оборону и переправиться через Дон. А мы сидели и «загорали» в ожидании каравана, жалея о том, что не попросились просто под Сталинград. Два раза пришел караван из Англии. Один раз — остатки каравана из Америки.

Мы тогда не знали — это держалось в строгом секрете — о трагедии в Баренцевом море, когда караван PQ-17 в тридцать пять судов, шедший с военным грузом в Архангельск, подвергся жесточайшему нападению немецких подводных лодок и авиации. Это было в самом начале июля 1942 года. До места назначения прорвались только одиннадцать судов, остальные были потоплены.

Архангельск превратился в город с населением, говорящим на многих языках мира. Иной раз даже не верилось, что мы живем в старинном русском городе. Всюду бродили и шумели на разный лад пестро одетые моряки из команд иностранных судов.

Архангельск не испытал еще ни одного налета вражеской авиации. Город был целехоньким, и жители не знали ни тревог, ни бомбежек. Мы снимали приход и разгрузку судов в порту, вели репортаж-наблюдение на улицах и набережных. На главной улице Архангельска в один из самых жарких августовских дней удивленные жители увидели негров, щеголявших в рыжих лисьих папахах и тяжелых оленьих дохах. Мы сняли эту поразительную смесь полярного с экваториальным в контрасте с одеждой горожан, облаченных в легкие летние одежды.

Неграм было нестерпимо жарко, пот катился с их черных лиц градом, но они были возбужденно-веселы, сверкая по сторонам ослепительными улыбками… Наше недоумение спустя некоторое время рассеял директор городского универмага. Выяснилось, что африканцы на подходе к «красному берегу» были напуганы рассказами об ужасах полярной зимы в Архангельске. Сойдя на берег, негры ринулись в единственный большой магазин, всюду встречая пустые полки. И только в меховом отделе им удалось разгуляться на славу. От радости они скупили все запасы — оленьи дохи и лисьи папахи.

Кончалось жаркое лето. Приходили одиночные суда, наполняя город новыми партиями иностранцев. А мы в ожидании большого каравана на Запад помогали местным кинохроникерам в съемках фильма «Шестьдесят девятая параллель». Только один раз за это время ушел небольшой караван в Англию. Хорошо, что нас не успели оформить — немцы напали на караван, и почти весь он был потоплен. Только одиночкам удалось прорваться. Оба наших корабля погибли, англичанам удалось спасти только часть команды.

Зашумели дождями холодные ветры. Скоро заснежило, а солнце, улыбнувшись в последний раз, исчезло и не появлялось больше ни разу. Дни стали короткими, мрачными, зябкими. Наши прогулки с камерами по городу и порту сократились. Ну а негры теперь были на высоте. Часто прохожие, ежась от холода, показывали им поднятый вверх большой палец и кричали:

— Вери гуд, камрад!

— Очэн карачо! Очэн спасибо! — откликались наиболее преуспевшие в русском языке…

Наш отель был наполнен «утопленниками». Так называли спасенных иностранных моряков с потопленных судов и кораблей.

Длинными вечерами мы просиживали в гостинице, читали, учили английский и практиковались в разговоре. Выходя из своего номера, мы сразу попадали в печальный мир погибших кораблей. На дверях номеров висели таблички с не-привычными именами — «Макслей», «Панама», «Грипсхолм», «Канберра»… За этими дверями нашли себе приют уцелевшие члены экипажей лежащих на морском дне кораблей. Они ждали попутного каравана, чтобы отправиться на родину. Все наши разговоры с иностранцами начинались со Второго фронта и заканчивались пожеланиями скорейшего его открытия. Еще летом в Москве, Лондоне и Вашингтоне было опубликовано коммюнике по итогам Вашингтонской конференции представителей Советского Союза, США и Великобритании, в котором сообщалось о том, что «достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания Второго фронта в Европе в 1942 году»…

Все понимали, что открытие Второго фронта было бы не только оказанием помощи Советскому Союзу, но и спасением мира от коричневой чумы в наиболее кратчайший срок.

Тогда мы еще не энали? что спустя шесть дней после опубликования обнйДеживайицего коммюнике правящие круги США и Великобритании в одностороннем порядке решили перенести открытие Второго фронта в Европе на 1943 год. Нам тогда было трудно понять, что для наших союзников главное не победа над общим врагом, а ослабление обеих противоборствующих сторон — и Советского Союза, и Германии.

Надвигалась полярная ночь, а мы все ждали и ждали своего злополучного каравана.

Каждый день мы наблюдали за городом, людьми и прибывающими иностранными кораблями. Они приходили с пробоинами от торпед и снарядов, покрытые славой жестоких морских боев, и доставляли кроме грузов новые группы спасенных моряков в нашу гостиницу.

Каждый вечер переполненный интерклуб кипел, клокотал, как русский самовар. Программа не отличалась большим разнообразием — кинофильм, флотская самодеятельность и два раза в неделю бокс. Конечно, назвать драку в перчатках боксом было трудно, но тем не менее популярность этого вида развлечения среди иностранных моряков была огромной. «Бокс» можно было наблюдать и в остальные дни недели, особенно в ресторане, дансинге и кафе. Что-что, а морду бить друг другу англосаксы умеют в совершенстве, точно по схемам западных кинобоевиков.

Ожидание наше становилось день ото дня все тягостнее и неопределеннее. Мы ждали каравана и не менее напряженно — вестей с фронтов. Гитлер отдал третий приказ о взятии Сталинграда «во что бы то ни стало» к 14 октября.

К этому времени сражение под Сталинградом достигло таких размеров, каких не знала еще история войны. Вести о фронтов были тревожны. Мы понимали, что эти тяжелые дни, возможно, решали исход войны. Не знали тогда только того, что уже бой 14–18 октября решили участь Сталинграда.

А корабли все прибывали. Многочисленные причалы огромного архангельского порта переполнялись ими до предела. И наконец пришел долгожданный последний караван. Вся Северная Двина покрылась густым лесом мачт с флагами союзных держав. Началась спешная разгрузка — надвигалась зима, полярная ночь и замерзание Двины.

Из глубоких трюмов краны выуживали огромные зеленые танки «шерман», фюзеляжи «харрикейттов» и «бостонов», а «студебеккеры» и «доджи» уже сами катились по пирсам в город, на товарную станцию, а оттуда на фронт. Мы только успевали снимать — день был очень короток, а кинопленка малочувствительна.

— Да, друэья, приходит и наш черед, — задумчиво сказал однажды Василий Васильевич Соловьев.