Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

В Главном Управлении Путей Сообщения все видели во мне будущую главную пружину его. Не было любезностей, не было учтивостей, коих бы мне ни оказывали инженеры: генералы Саблуков, Карбоньер, Вельяшев (о коих подробнее говорить предоставляю себе после) сами первые посетили меня. А между тем я не почитал себя в праве входить явно в какие-либо дела этого управления; главные должностные гражданские лица всемерно уклонялись от сообщения «не сведений, и я мог только стороной собирать их. Наконец, решился я на этот счет объясниться с Бетанкуром. Я представил ему, что, не ознакомившись наперед с делами департамента, который он намерен был вверит мне, буду я плохим его директором. Он отвечал мне, что спешить еще не к чему до возвращения из одного путешествия, которое вместе с ним должен я совершить. «К тому же, — прибавил он, — с быстротою, с какою понимаете вы всякое дело, вам нетрудно будет скоро сладить и с этим». Он не имел никакой нужды мне льстить, и я никаким скромным опровержением не отвечал ему. Вообще же я привык видеть, что как в Италии импровизируют стихи, так у нас в России импровизируют способных ко всему людей. Еще заметил я Бетанкуру, что чин мой мал для места, которое занимали дотоле одни превосходительные. На это отвечал он мне, что вместе с должностью испросит он мне у Государя и чин статского советника, без всякого университетского аттестата. Всё шло для меня как нельзя лучше.

Еще в 1816 году отставной канцлер, граф Румянцев, путешествуя по России, посетил и Макарьевскую ярмарку. Она привлекла на себя особое внимание человека, бывшего столько лет министром коммерции. Он нашел, что весьма было бы выгодно поблизости перенести ее из Макарьева в Нижний Новгород и тем поддержать, украсить и поднять последний, который во мнении многих людей почитается настоящим средоточием России, долженствующим быть и столицей её. Со всем уважением к памяти государственного мужа нахожу я, что он ошибался. Положение Нижнего Новгорода совсем не центральное. Если в измерении пространства России не отделять от неё Сибирского края, тогда средина её будет, по крайней мере за Уралом. Если же принять в соображение одну населеннейшую часть её от Уральского хребта до Калиша, тогда, прилегая более к северо-восточным её странам, Нижний Новгород слишком удален от западных границ Империи. Находясь на берегу двух величайших, судоходнейших рек, он с умножением народонаселения и промышленности, сам собою мог бы сделаться одним из важнейших пунктов в государстве. Перенесение в него ярмарки один только месяц в году могло оживить его. Без всякой помощи от правительства, без всякого участия его, самым естественным образом ярмарку сию породили взаимные потребности народов, населяющих Россию и отдаленнейшие азиатские страны. Она возросла как бы под благословением Св. Макария, вокруг обители им основанной. Многочисленное стечение богомольцев в обычный срок встречалось тут ежегодно с проезжающими караванами. Набожность, везде сопутствовавшая прежде русскому народу, указала ему тут и на торговые его выгоды. Начало прекрасное, коего последствием было самое блистательное, широкое развитие нашей торговли. Замечания свои граф Румянцев представил Государю, который принял их в уважение.

Дабы удостовериться в пользе предлагаемого канцлером, в июле 1817 года Бетанкур отправлен был в Нижегородскую губернию. Ему поручено было, обозрев местности, избрать удобнейшую и выгоднейшую для учреждения нового прочного ярмарочного гостиного двора и донести, в случае построения новых каменных лавок, доходы с них будут ли достаточны, чтобы заменить казне, проценты с капитала, употребленного на их сооружение: новое доказательство пристрастия и неограниченной доверенности, которые имел Государь к иностранцам. Бетанкур менее чем кто мог тогда судить о выгодах и невыгодах наших торговых и финансовых дел: это было первое путешествие, которое он делал внутрь России, которой дотоле он вовсе не знал, не видав даже Москвы. Никакой важности не видел он в том, чтобы, вырвав с корнем самою природою произведенное растение, посадить его на другой почве, не заботясь о том, будет ли оно процветать на ней или нет. Эти господа знать не хотят, что у так называемых варваров и рабов есть поверия, навыки, коих изменения никогда не совершаются без сердечной для них боли. Бетанкуру представился прекрасный случай выказать всё искусство свое, как инженеру, архитектору, механику, и в самом широком объеме; как было ему не воспользоваться оным? В виду Нижнего Новгорода, за Окой, близ втока её в Волгу, на луговой её стороне, каждую весну потопляемой разлитием двух великих рек, избрал он место для сооружения себе памятника. Тут надлежало с большими издержками для казны победить препятствия, поставляемые природой. Надлежало, в виде полукруглого острова, сделать высокую насыпь, которую вешние воды не могли бы затоплять, прорыть вокруг неё судоходный канал, соединяющий речку Пыру с Окой, возводимые каменные строения, все без изъятия утвердить на бесчисленных сваях. Мне случалось впоследствии слышать льстецов, которые в разговорах с Бетанкуром это гигантское произведение его гения называли египетскою работой и сравнивали его с ископанным озером Мёриса и пирамидой Хеопса. Он с своей стороны почитал эту лесть слишком грубою и отвергал ее с досадой.

По возвращении лично и словесно докладывал он Государю о своих предположениях. Не знаю, какую уловку употребил он, чтобы не испугать его огромностью сумм, на то потребных. Государь не жалел денег на всё, по мнению его, полезное, но даром бросать их не любил. Я полагаю, что сперва не открыл он ему всей истины, не объяснил, сколько миллионов потребуется, ибо представленная им вслед за тем смета была довольно скромная. Раз втянувши казну в это предприятие, ему легко было после доказывать необходимость беспрестанных прибавок.

В ту же осень дело вскипело вдруг: отправлены инженеры для снятия планов, приискания подрядчиков, объявления торгов, заключения контрактов; у нас же в Петербурге завелась обширная переписка, что чрезвычайно умножило мои занятия и труды. Весной в 1818 году, ярмарочные деревянные строения перенесены уже были из Макарьева на плоское место, находящееся рядом с тем, на котором предполагалось соорудить прочные здания; летом в сих временных помещениях открыт был уже и торг. Ропот был велик: монастырь Св. Макария лишился богатых приношений, жители окрестных мест почитали себя разоренными, азиатские торговцы жаловались на то, что должны понапрасну делать лишних восемьдесят верст сухим путем, хозяева судов на то, что принуждены более ста верст подниматься вверх по Волге; вообще же ярмарка с этого времени потеряла свою оригинальную, азиатскую физиономию. Бетанкур, который провел там всё лето, пока я был в Париже, остался довольно равнодушен в сим жалобам; однако же, дабы сколько-нибудь утешить вопиющих, обещал на новом месте построить славную каменную церковь во имя Св. Макария: лишняя сотня тысяч рублей ему ничего не стоила. Несмотря на новое, важное, назначение свое, он намеревался провести в Нижнем Новгороде и лето 1819 года, и пригласил меня ехать с собою. Итак, в апреле месяце начал я приготовляться к новому пути, не столь длинному как в предыдущем году.