Филипп Вигель - Записки Филиппа Филипповича Вигеля. Части пятая — седьмая

Плавание на пароходе и путешествие в Нижний.

Когда в 1816 году жил я на Крестовском острове, в первый раз с некоторым вниманием услышал я о пароходах. Сосед мой, граф Виельгорский, предлагал мне ехать с ним и с большой компанией на чугунный завод англичанина Берда, чтобы подивиться сей новорожденной у нас невидальщине; не помню, что помешало мне воспользоваться его приглашением. Дотоле слушал я о том довольно рассеянно, как об одном из многочисленных американских или английских затейливых изобретений. Берду от правительства дана была привилегия, и его пироскаф исправно с тех пор ходил с Матисова острова в Кронштадт; иногда напоказ народу являлся он и на Неве; мне ни разу не пришлось посмотреть на него.

В первый раз случилось мне видеть не его, а на нём самого себя. Бетанкур собирался отправиться водою, так чтобы наши экипажи, не отдаляясь от берега, следовали за нами сухим путем. Берд, который почитал себя много обязанным Бетанкуру, за то, что все казенные работы заказывались на его заводе, предложил прокатить нас даром по Неве, до самого истока её из Ладожского озера. Отъезд назначен был 14 мая в семь часов утра, и пароход, ночью прошедши по реке во время снятия мостов, причалил к набережной близ Гагаринской пристани. Я проспал, опоздал несколькими минутами, меня одного нетерпеливо дожидались, и едва успел я перебежать по доске, как труба задымилась, и колеса зашумели.

Я очутился на палубе среди многочисленного общества. Семейство Бетанкура, состоящее из жены его и трех дочерей, также два испанца, принадлежащих к посольству, провожали его до Шлиссельбурга. Семейство Берда находилось на пароходе, чтобы хозяйничать и угощать путешествующих. С нами отправлялись до Нижнего: единственный сын Бетанкура, Альфонс, пятнадцатилетний беленький мальчик, недавно прибывший из Англии, где по воле отца он воспитывался; при нём наставник, немец Рейф; старый адъютант Бетанкура, Маничаров, недавно оставивший должность эконома в Институте; молодой адъютант Варенцов и, наконец, секретарь Ранд. Сверх того сопутствовал нам до вверенного ему округа инженер-генерал-майор Александр Александрович Саблуков. О некоторых из сих лиц я буду иметь случай говорить во время нашего путешествия.

Этот первый день странствования нашего походил на веселый праздник. Погода была прекрасная, виды по Неве были приятные и занимательные, берега её усеяны дачами, фабриками и деревнями, из коих жители высыпали толпами, чтобы полюбоваться невиданным зрелищем, большим дымящимся судном, быстро подымающимся по реке без парусов и весел. Целый день пили и ели, все были разговорчивы, все смеялись, даже скромные девицы Бетанкур. Вероятно вследствие многократных тостов, во время позднего обеда возносимых, почувствовал я сильную дремоту; она одолела меня, я спустился в каюту, заснул и проснулся когда уже солнце готово было садиться. Меня все одобряли и поздравляли, ибо во время сна моего, по неопытности рулевого, в первый раз тут проезжающего, судно село на мель, и более двух часов бились, чтобы тронуть его с места. Хорошо если б и всегда можно было просыпать так горе и узнавать о нём, когда оно миновалось! От этой остановки опоздали мы и приехали в Шлиссельбург, когда уже совсем смерклось.

У начальствовавшего тут по инженерной части полковника, Ивана Дмитриевича Попова, в казенном обширном деревянном доме, приготовлен был обильный обед или ужин трудно сказать и нельзя назвать того до чего никто не коснулся. Все были чрез меру сыты, все устали, и всем хотелось спать. И по этой части добрый хозяин позаботился; во всех комнатах стояло по две и по три кровати, но и это кроме меня никого не прельстило. Не более получаса пробыло тут общество наше: Бетанкур с семейством и с гостями отправился на богатую, частную, ситцевую фабрику (имя владельца её ускользнуло у меня из памяти), где ожидало их гораздо удобнейшее помещение; вся свита пошла обратно к Берду на пароход, и остался я один. В уединении сон мне всегда казался слаще; к тому же мне хотелось, чтобы не совсем пропали труды почтенного старика Попова, которого вид казался мне смущенным и недовольным. Он отвел мне постель, приготовленную для самой Бетанкурши.

Едва успел я, на следующее утро расстаться с мягким ложем своим, как дом, в котором ночевал, сделался опять сборным местом для всех наших спутников. Под предводительством нашего начальника все мы отправились на берег Ладожского озера, куда перебрался Бердов пароход. Чтоб утешить бедного Попова, дано ему обещание воротиться к нему завтракать. Целою компанией подъехали мы к крепости, где ожидал с рапортом комендант, которого пригласили прокатиться с нами по Ладожскому озеру. Это был генерал-майор Григорий Васильевич Плуталов, почти осьмидесятилетний старец, маленький, сухенькой, но еще дюжий и бодрый. Выходец из старой Екатерининской армии, сохранившийся образчик её, он пользовался привилегией, пришучивая с высшими, говорить им истину. Ее без гнева выслушивал от него даже сам Павел I. Была однако же минута, в которую от него грозила ему погибель, когда он решительно отказался быть суровым с насылаемыми в нему во множестве всякого звания арестантами. «Государь, — сказал он, — сделайте из меня что вам угодно; только я страж их, а не палач». Изумленный, тронутый такою человеколюбивою смелостью, раздраженный Павел бросился обнимать его.

Веселый этот старик, вступив на пароход, не подал Бетанкуру рапорта, а объявил, что он почитает себя похищенным и нас подозревает в злом умысле овладеть крепостью, когда мы похитили её начальника. Потом попросил о дозволении поздороваться с находящимися тут дамами, испанками, англичанками и другими, и еще не получив его и не дав им опомниться, пошел их всех обнимать и целовать в уста Я спешил уверить их, будто, по нашему прежнему обычаю, это неотъемлемое право глубокой старости, и от удивления и досады они перешли к смеху. Этот человек мало заботился о том что скажут о нём Европа и европейцы. Потом около часу покатались мы по бурным волнам Ладожского озера, в первый раз рассекаемым судном нового изобретения. Пристав к крепости, которая, как известно находится на острове, вышли мы на берег, и тут только Плуталов, вынув рапорт, почтительно подал его старшему генералу. Не знаю был ли он холост или вдов; только женского пола в его квартире мы не видели, а на накрытом столе нашли завтрак или скорее закуску, от которой мало вкусили, ибо берегли себя для Попова. Ускользнув от закуски, в сопровождении какого то офицера, бау- или плац-адъютанта, я обошел крепостной вал. Увидя себя столь честимым, изъявил я желание посмотреть тесное жилище императора Иоанна VI или лучше сказать несчастного Ивана Антоновича; мой офицер, немного замявшись, отвечал мне, что оно совсем переделано и обращено в казарму; из этого заключил я, что не дозволяется никому его показывать.