Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

На 20 марта 2000 года с космодрома Байконур стартовали 1 16 космонавтов, в том числе 27 человек из стран дальнего зарубежья.

40-летний юбилей «Клуба кинопутешественников» отмечался в ресторане «Обломов». Пошёл, чтобы уж совсем не превратиться в медведя в своей переделкинской берлоге. Вдруг (что, увы, редко бывает) захотелось «людей посмотреть и себя показать». Юра и Ксюша [352] Ю. Сенкевич и его жена. встретили, как родного. У нас быстро образовалась маленькая дружная компания: Володя Снегирёв, Жора Гречко, Дима Шпаро, Артур Чилингаров. Но ушёл я довольно рано, до «горячего»: в «берлогу» захотелось. Во мне, увы, развивается тяга к домоседству. Впрочем, меня оправдывает Паскаль [353] Паскаль Блез (1623–1662) — французский математик, физик и философ. , который говорил:

— Вся беда от того, что люди слишком мало сидят дома…

Каникулы! Живу в своём кабинете, как в ДОТе, поскольку весь дом захвачен Лёлькой и Бимкой — её ирландским годовалым сеттером. Но сегодня Сергей Юрский пригласил нас (слава Богу, без сеттера) на спектакль «Железный класс». Пьеса о старческом одиночестве произвела на Лёльку очень сильное впечатление. На обратном пути в машине долго молчит, потом говорит:

— Папа, я обещаю звонить тебе чаще…

Удивительно добрая, человечная пьеса Альдо Николаи. И актёры (их всего 3) замечательные. Впрочем, что бы ни делал Юрский, мне всё нравится. И даст же Бог такой талант…

Серёжа подарил Лёльке чайную розу…

Лёня Якубович [354] Якубович Леонид Аркадьевич — очень популярный ТВ-шоумен. пригласил нас с Лёлькой на запись очередной телепередачи «Поле чудес». Передача идёт 52 минуты, а запись её длится более двух часов. Наблюдать всю эту кухню интересно. Якубовича жалко: он так нервничает из-за всех огрех и накладок. Кричит, например: «Приз — в студию!!», а приз появляется в студии минуты через три, а то и через пять…

Мы с Лёлькой рассказали Лёне, как однажды, лёжа на диване в Переделкино, выиграли суперигру, в которой разыгрывалась яхта. Я тогда разгадал слово «альбедо». Якубович вспомнил эту игру…

Выборы президента. Я голосовал за Явлинского, рассуждая так: Путин всё равно станет президентом, в первом ли туре, во втором, не суть важно. Я наивно полагал, что Явлинский сможет обойти Зюганова, что очень повысило бы авторитет «Яблока» и авторитет демократов вообще. Но Явлинский просчитался. И сильно! Никак не пойму: почему? (Впрочем, при моём политическом невежестве гораздо удивительнее было бы, если бы я понимал.) Ведь Явлинский очень хорошо провёл предвыборную кампанию, умный, вроде бы говорит правильные вещи… Очевидно, он просто всем надоел, ведь всё время мелькает уже столько лет. Тогда нынешний провал «Яблока» — это надолго. Возможно, навсегда.

Я не могу сказать, что умирать страшно. Ну чего же здесь страшного, коли все люди через это проходят. Но умирать неприятно. Неприятно потому, что твоя кончина непременно будет сопряжена с большими нервотрёпками и хлопотами близких и любимых тобой людей. Вот говорят, что душа отлетает к Богу. А как бы славно было, если бы она отлетала вместе с телом! Лежишь, дышишь, потом раз — и пустое место! Отлетел! И никаких тебе покойников, гробов, могил, памятников. Был ты — и нет тебя!

Сегодня смотрел с Лёлькой программу «Поле чудес» и ещё раз убедился, как обаятелен Якубович, как он умеет всё происходящее превращать в праздник. Лёня, привет тебе!

1.4.00

Сегодня весна пошла в атаку и уничтожила почти весь снег.

11.4.00

Собаки когда лают, разговаривают или ругаются? Мне кажется, всё-таки ругаются.

Зачем я с идиотской старательностью всякое утро отмечаю в телевизионной программке, что было бы неплохо посмотреть по ТВ, если всякую ночь обнаруживаю, что всего этого я не смотрел?

Игорёк [355] И. В. Кваша. заболел. То ли после микроинсульта, то ли после гриппа у него двоится в глазах, по улице ходить не может. Мы сидели с ним — два седеньких, тёртых временем старичка — и вспоминали молодость…

— А помнишь, как девчонки в Гурзуфе, которые нам отказали во взаимности, были наказаны? Мы тогда по всему Гурзуфу расклеили объявления: «Домашние обеды по сходной цене». И указали их адрес. В единственном тогда в Гурзуфе ресторане стояли огромные очереди. По адресу пришли толпы людей, и квартирная хозяйка выгнала этих девчонок…

— А помнишь, как мы спёрли в том же ресторане доску объявлений и повесили на нём бумажку: «Ввиду проводящихся на море спецработ, купание на Чеховском пляже опасно!» Дело в том, что на наш любимый Чеховский пляж стало приходить уж больно много народа, а нам хотелось уединения. В Гурзуфе начались пересуды: «Наверное, эскадра пойдёт и купающихся может разбить о скалы»… А потом на наше счастье ты ухитрился именно на Чеховском пляже вытащить из моря ржавую немецкую каску, и, непонятно почему, именно эта каска стала неким символом опасности. В таинственные «спецработы» все поверили. И мы наслаждались одиночеством… А знаешь, Игорёк, ведь этот крохотный пляжик, едва ли не самое моё любимое место на всём земном шаре…

— А помнишь третье и последнее наше объявление? В нём говорилось, что Ялтинская киностудия будет проводить в Гурзуфе съёмки фильма «Сердце друга» по повести Эммануила Казакевича (действительно, была у него такая повесть!) и все, кто хочет участвовать в массовке, должны прийти с паспортом к сельсовету в 8 часов утра. Часам к 10 у сельсовета собралась огромная толпа. Мы ходили среди этой толпы и спрашивали:

— Ну зачем же вы так хорошо оделись? «Сердце друга» — это ведь повесть военных лет… Не слышали, вышел уже катер из Ялты?.. Никогда софиты и другую аппаратуру по морю не повезут! Надо ждать автобуса…

Ты уже собирался провести перепись по паспортам, чтобы завтра утром вывесить список самых легковерных, жадных (за массовку деньги платили) и жаждущих славы (кино!) жителей Гурзуфа, но я тебя отговорил: вот тогда нас точно бы побили…

Вот так мы сидели и вспоминали свои молодые гурзуфские дни, — два больных и слабых старичка. Через два дня Игорь должен был лететь в Израиль, чтобы сыграть Гаева в «Вишнёвом саде» и он боялся, что он заблудится на сцене…

Трудно описать то чувство тоски, когда я уходил от него…

Всё обошлось, Игорь улетел и даже сыграл один спектакль. А вернувшись в Москву постепенно стал выздоравливать.

Две большие потери. Умер Олег Ефремов, умерла целая эпоха нашего театра. Что помню я о нём? Прежде всего, помню его голос. Помню, как он замечательно улыбался. И спектакли, поставленные им, тоже помню. Незадолго перед смертью Олег приезжал в Переделкино к Мише Рощину. Сидел в его крохотной комнатушке, задыхался, но всё равно курил много. Потом вспомнил, что в Новом Переделкино есть «Стейк хауз», где он уже бывал и где ему понравилось, и предложил туда съездить. Они взяли с собой Шатрова и поехали. Девчонки-подавальщицы и с кухни узнали Олега, он раздавал автографы…