Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Ужинали мы с Сашей у Юлика Венгерова. Было очень жарко, кондиционер не справлялся. Сидим пьяные как дрова. Юлик играл на гитаре и пел блатные песни. Сидели за столом практически голые: в одних трусах. Крепко выпили. Я пошёл провожать Сашу. Внизу стояла огромная посольская машина, похожая на подводную лодку. У КэГэБэшника, который сидел за рулём, волосы встали дыбом, когда он увидел, что посла великой державы ведёт под руки пьяный, голый и босой человек.

Иерусалим.

21 сентября. Поездка в Иерусалим. Наверное, первый раз в жизни случилось так, что прежние мои представления разрушены до основания. Всё не так, как я себе представлял, абсолютно всё! Прежде всего, я имею в виду дорогу на Голгофу. Я видел дорогу на Голгофу глазами Поленова, который нарисовал (а, может быть, и выдумал!) её почти 100 лет назад и подарил эту акварель моему деду. Потом, размышляя в автобусе об увиденном, я подумал, что, может быть, я как раз правильно всё это представлял, просто прошло две тысячи лет…

Наиболее остро чувство одиночества овладевает мной, когда зажигаю камин.

Подводный мир по своему разнообразию ничуть не беднее мира земного, а по краскам, по колориту, наверное, превосходит его. Что было бы, если бы люди были морскими существами и робко проникали бы на сушу так, как мы проникаем в морские глубины? Для них восхождение на Эверест было бы равносильно погружению в Марианскую впадину. Какую культуру могли бы генерировать морские люди? Никакого воображения не хватит, чтобы представить это. А ведь такая фантастика много скромнее «мыслящего океана» Станислава Лема.

«…Счастье должно изменяться, чтобы сохраниться». Андрей Платонов. Да, он гениальный писатель!

Я был в Париже:

1. Май — июнь 1964 г.

2. Май — июнь 1967 г.

3. Май — июнь 1969 г.

4. Май — июнь 1975 г.

5. Июнь 1977 г.

6. Октябрь — ноябрь 1979 г.

7. Октябрь 1994 г.

Да, я ещё раз был в Париже в октябре 1994 года. Мы поехали по туристической путёвке с Ю. В. Чудецким, который взял с собой сына Мишу, а я — сына Васю.

На Монмартре художники работают круглосуточно.

Эйфелю было уже 50 лет, когда он спроектировал башню. 5300 чертежей. Башню начали строить в 1887 году, а 24 февраля 1889 года она уже была открыта. Взрыв негодования! Под письмом протеста стояло 300 подписей самых знаменитых людей Франции. Башню ненавидели: Дюма-сын, Гуно. Верлен, завидев башню, приказывал извозчику поворачивать назад.

«Оценивая себя, я скромен, но сравнивая — горд». Французская пословица.

25 октября. Вася встретился со своим приятелем на площади Сан-Мишель. Дождь перемежался с солнцем, по небу быстро катились яркие тучи, и ветер ломал мой зонтик. Мне было как-то одиноко, неуютно, очень хотелось пообедать с Васей и его приятелем, но я почувствовал, что Вася хочет, чтобы я ушёл. Мы попрощались на бульваре Сан-Мишель. Сильный дождь остановил меня у самого Люксембургского сада. Потом выглянуло солнышко. В саду было пустынно и мокро. Я сидел на скамейке и размышлял о своей непутёвой жизни. Потом стал думать о том, что все мои парижские друзья умерли, и делать мне в Париже нечего. Потом стал думать о том, что Париж, пожалуй, лучший город на свете как раз для тех, кому нечего делать. Решил идти в гостиницу пешком, тем более, что предстоящий мне путь я совсем не знаю и это интересно. Спутницей моей была маленькая фляжка коньяка «Курсель», с которой мы без приключений дошли до Сены. Стоял на мосту, разглядывая баржи, которые выплывали из-под моих ног и уходили к Ситэ. Потом я немного заблудился, но мне было приятно, что я заблудился. А потом вдруг испугался. Мне показалось, что я сейчас умру, документов при мне нет, долго будут определять, кто я такой, не определят и бросят в яму с дохлыми бродягами. И хотя мне всегда было наплевать, где и как меня похоронят и похоронят ли вообще, я всё равно испугался. Более всего меня огорчало, что я создам большие неудобства Юре и Васе. На площади Daumesnil я как-то успокоился, съел булку с ветчиной, а потом зашёл в кафе рядом с моей гостиницей. Взял стаканчик красненького и стал думать о том, что завтра в это время я уже буду лежать в Переделкино под ватным одеялом. Ещё думал о том, что напишу заметку под названием «Прощай, мой Париж…» В кафе было тепло, светло, игральные машины с трамвайным перезвоном подмигивали мне разноцветными огоньками. Два месьё и негр играли в карты, заходили полицейские, тут все свои, приходят-уходят, как в собственном доме. Один из месьё очень громко считал выигранные очки. А я начал думать о том, что так за всю жизнь и не научился более-менее прилично танцевать, кататься на коньках и играть в карты.

У каждого человека бывают минуты слабости, когда очень нужно, чтобы кто-нибудь тебя пожалел, ну хотя бы ненадолго. Но это был как раз тот день, когда никто не хотел меня пожалеть…

Поездкой нашей я очень доволен. Юра увидел Париж, Вася не должен забыть его. А больше мне ничего и не надо было! Хорошо бы нам всем вместе съездить ещё в Новую Зеландию. Красивая страна! Да, боюсь, не получится…

Лёлька, береги мою лошадку! На ней ты приедешь в Париж!

На «Блошином рынке» в Париже я купил дочке замечательную деревянную лошадку.

Никому об этом нельзя говорить, но я совсем плохо стал видеть. Движения тела стариковские. Вспоминается из Булата [198] Б. Ш. Окуджава. : «Ещё моя походка мне не была смешна…»

Осень в Переделкино долгая, тёплая, но некрасивая, потому что ветер сорвал все жёлтые листья, деревья стоят голые, как зимой, и от этого холоднее, чем на самом деле. Сегодня +3 °C, идёт первый снег. Снег этот не зимний, его нет на земле. Это не настоящий снег, и нет во мне того всеохватного душевного подъёма, который всегда овладевает мной, когда я вижу первый снег.

31.10.94

Лев Разгон (по телефону):

— Слава! Знаешь, что такое старость? Это когда болит всё, кроме зубов…

Петя Спектор [199] Спектор Пётр Маркович — главный редактор «Обозревателя», очень хорошего, но, к сожалению, недолго существовавшего журнала. решил устроить презентацию журнала. Я очень не хотел ехать, но Петя давил. Часов в 6 вечера пригнал за мной в Переделкино машину, в которой уже сидела Вика Токарева [200] Токарева Виктория Самойловна — писательница. . Повезли нас в Ильинское, в бывший «локальный ресторанчик» ЦК КПСС. По дороге ОМОН дважды интересовался нашими намерениями. Приехали наконец. Петя пригласил «бомонд», как он его себе представляет. Давно не был в обществе столь пёстром: Вознесенский (с женой), жена Сидорова Жени (без мужа), Мережко, Матвеев, Караченцев, Газманов, Вульф, Кабаков, Арканов, Гердт, Олег Ефремов (вряд ли помнит, что приезжал, поскольку был люто пьян), пресс-атташе Службы внешней разведки Кобаладзе, какие-то банкиры, всех упомнить невозможно. От журнала — только члены редколлегии… Мне очень понравился Олег Газманов, такой живой, искренний. Саша Иванов в кроваво-красном пиджаке, как светофор, был виден отовсюду. Мелик-Карамов рассказал мне последние сплетни о Гарике Каспарове. Познакомился с одним из братьев Вайнеров, правда, не знаю с каким. Совершенно по-свински вёл себя актёр Евгений Моргунов. Он обходил столы и сметал в пластиковую сумку все дорогие закуски. Я был единственным человеком, который сказал ему, что он — хам и ведёт себя недостойно. На обратном пути пьяная Вика Токарева в машине целовала меня взасос. Я вяло отбивался.