Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

Белорыбица обладает неслыханными вкусовыми качествами. Благодаря тому, что жир составляет до 25 % от её веса, из неё приготовляют особенный, «тающий» во рту балык. Это столь редкий деликатес, что даже многие рыбоводы на Кизаньском заводе, где разводят белорыбицу, говорили мне, что не пробовали его.

В нашей школе был парень, который славился тем, что очень быстро умел бегать задом наперёд. Даже вверх по лестнице так бегал. Кажется, его фамилия была Бонгардт. Интересно бы узнать: не утратил ли он эту способность?

Известная строчка из чеховского «Письма к учёному соседу от Василия Семи-Булатова, Войска Донского отставного урядника из дворян»: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда». А я всегда произносил эту фразу как «этого не может быть потому, что этого не может быть никогда». Насколько у Чехова точнее!

Борис Фёдорович Поршнев, ведущий наш специалист по проблеме «снежного человека», всю сознательную жизнь занимался Францией XVII века, 30-летней войной, защитил докторскую диссертацию, получил за свои труды Сталинскую премию. Потом заинтересовался психологией и только от неё пришел к биологии. Правда, ещё в студенческие годы он был увлечён Павловым, интересовался проблемами эволюции человека, реконструкциями образа жизни ископаемых людей. В этом году вышла его книга, отпечатанная на ротапринте тиражом 180 экземпляров. Я книгу эту из дома не выношу, хотя автор подарил мне два экземпляра, но один уже зачитал Васька Аксёнов. Название из рук вон научное: «Современное состояние вопроса о реликтовых гоминоидах». Нет ни одного человека, который бы, познакомившись лишь с предисловием и послесловием книги Поршнева (в ней 415 страниц), не стал бы убеждённым сторонником существования так называемого «снежного человека». Борис Фёдорович собрал богатейшие исторические свидетельства его существования, восходящие к древнейшим литературным памятникам, например, к «Легенде о Гильгамеше». Он показал на картах, как век от века ареал распространения этого существа сжимался, оттесняясь более развитыми предками человека из долин рек в горы. Он показал, что «снежный человек» — не «снежный». Просто, всячески избегая встреч с современным человеком (что ему сделать нетрудно), он лишь иногда забредает в область горных снегов, но основная среда его обитания лежит гораздо ниже. И он не «человек», поскольку сами антропологи уже признают, что не всех неандертальцев можно причислять к людям. Наконец, Поршнев показал, что все сообщения о встречах со «снежным человеком» имеют устойчивую, мало изменяющуюся основу.

— Если вы, — говорит нам с Михвасом Борис Фёдорович, — напечатаете в «КП» просьбу к читателям написать в редакцию о встречах с чёртом, как вы думаете, вы получите такие письма? Да! И очень много! И чем больше их будет, тем больше будет размываться образ чёрта! Будут карманные бесенята, которых алкаши с плеч отряхают, будут добрые черти, которые под печкой живут, будут озорные гоголевские бесы, черти лесные и так далее. А вот со «снежным человеком» этого не происходит! Чем больше сообщений, тем реалистичнее его образ. Он не подчиняется законам фольклористики! Пишут о встречах люди разного возраста, национальности, языка, социального и образовательного уровня. Кому верить? Тем, кто подтверждает некие твои собственные предположения об этом существе? Но это не научно, это подтасовка! Я долго думал и решил: я никому не верю, ни одному сообщению. И что же? Когда я свёл в большую таблицу все эти сообщения с упоминанием конкретных деталей: рост, телосложение, время суток наблюдения, издаваемые звуки, запах и т. д., — я ахнул! Передо мной возникло совершенно реалистическое существо, со своим характером, привычками, повадками. Я ни на секунду не сомневаюсь, что «снежный человек» существует!..

Удивительный человек по фамилии Ципельзон. Приходит в отдел науки пожилой дяденька с портфелем. Маленького роста, плешеват, в довольно засаленном холщовом костюмчике. Просит разрешения принять от него дар обелиску покорителям космоса. Он слышал, что в цоколе обелиска будет музей, и вот хочет этому музею передать свой дар. Более чем затрапезный вид его и многократно повторяемое гордое слово «дар», почти убедили нас с Михвасом, что перед нами — очередной сумасшедший. Но вот посетитель открыл свой портфель и достал 36 тоненьких книжечек: весь прижизненный Циолковский, издававший сам себя в Калуге! Мы с Михвасом чуть в обморок не упали!

Знакомимся. Ципельзон Эммануил Филиппович. Букинист. И начались рассказы!..

Звёздный час Ципельзона. Роясь в книжном развале магазина на Кузнецком мосту, он наткнулся на небольшую книжечку, у которой отсутствовали первые страницы.

— Схватил её, а сам весь дрожу! — рассказывал Эммануил Филиппович.

— По нескольким строкам понял: да, она! Это было первое издание «Путешествия из Петербурга в Москву» Радищева! Ведь весь тираж императрица повелела уничтожить. Чудом несколько экземпляров сохранилось. Смирнов-Сокольский узнал, прибежал ко мне, в ногах валялся. Я ему говорю: «Коля, ну зачем весь этот цирк! Ведь такая удача бывает раз в жизни. Я тебе эту книжку не отдам ни за какие деньги. А главное, ты знаешь, что я не отдам, так что вставай с колен…»

Но потом жена родила мне двойню. Время было трудное, голодное. Возвращаюсь однажды домой, мельком взглянул на полку: нет моего Радищева!! Поверьте, я чуть не умер тогда. А она, оказывается, положила книжку в детскую двухспальную коляску и отвезла Сокольскому. Я к нему, кричу: «Ну, баба! Ну, дура! Ну, должен же ты понять!..» А он мне в ответ: «Да всё я понимаю! Ну что ты кричишь?! Ты же тоже понимаешь, что эту книжку ни за что, ни за какие деньги я тебе не верну!..»

Массу всяких замечательных баек нам рассказывал.

О Циолковском Эммануил Филиппович говорил, что собирал все его прижизненные калужские издания. Полного комплекта, по его утверждению, нет даже в Ленинке. Поскольку работы в цоколе обелиска ещё не завершились, мы согласились принять дар Ципельзона на хранение. Михвас запер их в сейф, но разрешил мне брать по одной домой, читать и конспектировать. Именно благодаря Ципельзону я неплохо знаю Циолковского.

Во время второго визита вдруг спрашивает меня:

— А вы не Николая ли Николаевича внук?..

— Да, — говорю, — а вы откуда дедушку знаете?

— Ну, как же! Человек «Божественную комедию» перевёл размером подлинника, «Фауста», Байрона, Шиллера переводил, столько книг замечательных написал, от церкви был отлучён за богохульство, и вы смеете предполагать, что я его могу не знать?! Молодой человек, я его читал, когда вас на свете не было!