Ярослав Голованов - Заметки вашего современника. Том 1. 1953-1970

— У меня через год тоже юбилей, — сказал Королёв почти шёпотом, с совершенно несвойственной ему просительной интонацией в голосе, — можете мне тоже сделать такую газету?

— Да о чём вы говорите! — воскликнул я. — Да мы вам не полосу, а целый номер сделаем!

И года не прошло после этого разговора, как Королёва не стало. Эту просьбу Главного конструктора я не выполнил.

Незадолго до юбилея Раушенбаха был разговор с СП [149] Сергей Павлович Королёв. в Подлипках. Говорили о моей книжке [150] «Кузнецы грома» (изд-во «Советская Россия»), . Королёв требовал, чтобы я равнялся на Льва Толстого, убеждал меня в необходимости продолжения повести, когда мои герои уже будут работать на Марсе. Я возражал, что никакого продолжения не надо, что тогда это будет уже просто плохая фантастика. Вдруг, совершенно без связи с предыдущим разговором он говорит небрежно:

— А вообще вам надо самому слетать в космос и всё увидеть собственными глазами… Тогда и продолжение получится… Сейчас мы заканчиваем испытания нового трёхместного корабля, который будет летать очень часто, так что место для вас будет…

Это было сказано настолько «между прочим», что я опешил.

— Но, Сергей Павлович, там у этого корыта такая давка, что не пробьёшься, — выдохнул я.

— Какое вам дело до этой давки!? — резко перебил он меня. — Это вас совершенно не касается! Напишите заявление на моё имя и всё!

— А как вас там именовать?

— Просто: «академику Королёву»…

Заявление я обдумывал долго, понял главное: оно должно быть коротким. «Академику Королёву С. П.

Уважаемый Сергей Павлович!

Прошу Вас включить меня в группу товарищей, проходящих подготовку к полётам в космическое пространство. Я, Ярослав Кириллович Голованов, русский, член КПСС с 1961 г., родился в 1932 г. После окончания в Москве средней школы поступил учиться на факультет ракетной техники МВТУ имени Баумана, который окончил в 1956 г. по специальности ЖРД [151] ЖРД — жидкостные ракетные двигатели. . Затем я был направлен на работу в НИИ п/я 1027, где проработал два года.

Меня давно привлекала журналистская работа, я начал сотрудничать в газете «Комсомольская правда», а в начале 1958 г. был переведен на постоянную работу в отдел науки этой газеты. С этого времени я становлюсь научным журналистом, пишу о советской технике и науке, в том числе немало и об исследованиях в космосе. За научные репортажи Союз журналистов, членом которого я являюсь с 1961 г., присудил мне на конкурсе в честь 50-летия «Правды» первое место. В настоящее время я работаю заведующим отделом науки «Комсомольской правды».

Я женат, моя жена — инженер-физик, работает в п/я 651. У нас четырёхлетний сын.

Моя просьба продиктована убеждением, что современное состояние советской ракетной техники позволяет включать в состав экипажей советских космических кораблей практически здоровых людей разных специальностей, в том числе и журналистов. Уверен, что полёт журналиста в космос может принести не меньше пользы в нашей идеологической работе по коммунистическому воспитанию советских людей, чем полёт лётчика, инженера или врача. Если такой полёт доверят мне, я приложу все силы для того, чтобы оправдать это доверие и в дальнейшей литературной работе использовать этот полёт с максимально возможным КПД.

С глубоким уважением. Я. Голованов. 21 января 1965 г.»

Отвёз это заявление Королёву. Состоялся интересный разговор.

— Сергей Павлович, — говорю я, — история авиации не сохранила имени первого авиапассажира. Скорее всего, это была какая-нибудь девушка, которую лётчик прокатил пару кругов над аэродромом, но мы её имени не знаем. А нам надо застолбить имя первого космического пассажира! Космонавты в космосе должны работать, а пассажир — набираться впечатлений, чтобы, вернувшись на Землю, рассказать о них, ведь так? Кто может быть пассажиром? Поэт, музыкант, художник, но лучше всего — журналист! А из журналистов лучше всего — я! Потому что я ещё и ракетчик по специальности!

Королёв слушает с легкой улыбкой, а улыбается он редко. Чувствую его расположение и разливаюсь соловьем:

— Надо часть пространства в корабле отгородить хотя бы тюлем, выделить в «пассажирскую кабину». И ещё я придумал: нужен «пассажирский билет в космос»! Как в авиабилетах вырезают ножницами цену, так тут надо вырезать количество витков вокруг земного шара!

По глазам вижу, что Сергей Павлович воодушевляется. Решаюсь сыграть «ва-банк».

— Сергей Павлович! От журналиста будет огромная польза для космонавтики! Ну чего вы добились, запустив Терешкову? Доказали, что женщина — это тоже человек. И всё!..

Я знал, как относился СП к полёту Терешковой. Эта фраза очень ему понравилась…

Через много лет после смерти С. П. Королёва Сергей Николаевич Анохин, заслуженный лётчик-испытатель СССР, Герой Советского Союза, который одно время ведал в ОКБ С. П. Королёва подготовкой штатских космонавтов, подарил мне моё заявление с такой резолюцией Главного конструктора:

«т. Анохину.

Пр. Вас включить т. Я. Голованова.

12.2.65. С. Королёв».

1.2.65. Годичное собрание Академии наук. Выступление президента Келдыша. Его приоритеты:

Плазменные двигатели. Алгебраическая топология. Решения многомерных аэродинамических задач. Создание полупроводниковых квантовых генераторов и выпуск аппаратуры с ними. Получение стекла с прочностью выше, чем у стали. Разработка эффективных методов связывания атмосферного азота. Микробиологический синтез лизина. Получение продуктов питания из синтетических белков.

Как это характерно для Келдыша: ни слова о проблемах гуманитарных наук! Будто их и нет!

Сидел и разглядывал академиков. На Миллионщикова очень легко нарисовать карикатуру: брови, губы и круглый подбородок впереди. Павловский — Дед Мороз, только бороду надо отрастить подлиннее. Курсонов гладок, полон многозначительного достоинства. Доллежаль — купец. Ему нужна поддёвка, пролётка, волжская пристань с бочками. У Ребиндера и Несмеянова очень большая голова. Несмеянов как-то удивительно ясно и пронзительно смотрит. Бодрый, с блестящей лысиной Мальцев. Красивый, статный, какой-то чистый, словно он только что из ванной, Каргин. Гольданский пришёл, сел и весь день читал книжку. Лаврентьев ползает по президиуму и со всеми шепчется. Скрябин — пепельно-седой, с повисшими усами, но неожиданно резкими, совсем не старческими поворотами головы. Непроницаемо значительный и какой-то по-чиновничьи, по-глупому важный академик и министр Федоров. Дмитрий Иванович Щербаков — добрейший и милейший старик — задремал. Капица сидит в третьем ряду президиума в зеленой ковбойке. Шепчется, посмеивается, потом вдруг положит подбородок на спинку стула впереди и замрет. Географ Григорьев — самый старенький (1883 г.р.), маленький и ужасно грустный. У него, Фока, Павловского и Сукачёва — слуховые аппараты. Весь первый ряд президиума — в очках: Сисакян, Мусхелишвили, Лаврентьев, Семёнов, Келдыш, Кириллин, Миллионщиков, Федосеев.