Евгений Шумигорский - Император Павел I. Жизнь и царствование

Перемену своей политики Павел Петрович так объяснял датскому посланнику Розенкранцу в сентябре 1800 г.; «Государь сказал» доносил Розенкранц, «что политика его вот уже три года остается неизменною и связана с справедливостию, там, где его величество полагает ее найти; долгое время он был того мнения, что справедливость находится на стороне противников Франции, правительство которой угрожало всем державам; теперь же в этой стране в скором времени водворится король, если не по имени, то, по крайней мере, по существу, что изменяет положение дела; он бросил сторонников этой партии, которая и есть австрийская, когда обнаружилось, что справедливость не на ее стороне; то же самое он испытал относительно англичан. Он склоняется единственно в сторону справедливости, а не к тому или другому правительству, к той или другой нации, и те, которые иначе судят о его политике, положительно ошибаются».

Эти слова Павла Петровича сказаны были уже в то время, когда отчуждение от старых союзников влекло за собою сближение России с Францией, уже не «мятежной» и «развратной», а умиренной твердой рукой первого консула. Бонапарт постиг рыцарский характер Павла и спешил заручиться его расположением, в уверенности, что в союзе с Россией Франция преодолеет все внешния затруднения. Узнав, что Австрия отказала императору в просьбе освободить часть французских пленных, доставшихся ей благодаря победам Суворова, в обмен на русских пленных, находившихся во Франции в количестве 5000 человек, первый консул приказал обмундировать их и отпустить в Россию, с оружием и знаменами, без всякого обмена; в письме по этому поводу первый консул сообщал императору, что он делает это «единственно из уважения к доблести русской армии, которую французы умели оценить по достоинству на поле битвы»; в том же письме первый консул заранее соглашался на возвращение острова Мальты великому магистру мальтийского ордена. Павел Петрович принял это предложение с радостию и отправил вь Париж для приема и препровождения русских пленных генерала Спренгпортена. Затем император отправил 18 декабря первому консулу письмо, в котором, извещая его об отправлении в Париж своего уполномоченного, Колычева, писал: «Я не говорю к не хочу спорить ни о правах человека, ни об основных началах, установленных в каждой стране. Постараемся возвратить миру спокойствие и тишину, в которых он так нуждается»; упомянув затем об Англии, которая попирала права народов и руководилась только собственным эгоизмом, Павел приглашал первого консула соединиться с ним для обуздания этой державы. С своей стороны, первый консул, принимая 10 декабря Спренгпортена, объявил ему о желании Франции заключить мир с Россией, так как, по его мнению, оба государства уже по одному географическому своему положению созданы для того, чтобы жить между собою в тесной связи; при этом он выразил свое «особое уважение и почтение к священной особе монарха и к его возвышенному и справедливому характеру»; чтобы удовлетворить государя, не желавшего бросать на произвол судьбы всеми оставленных королей неаполитанского и сардинского, первый консул предложил возвратить им при заключении мира их владения, а также назначить приличныя границы светской власти папы, в судьбе которого император Павел принимал особое участие. Прямым последствием этого сближения России с Францией было изгнание из России Людовика XVIII с сопровождавшими его эмигрантами: «сумасшедшия французские головы» уже давно надоели государю, и в начале января 1801 г. курляндский губернатор получил от графа Палена письмо, в котором было сказано: «сообщите Людовику XVIII, что государь советует ему выехать из России». 22 января Людовик уже выехал из Митавы в Пруссию. Корпус принца Конде остался за границей и после окончания войны России с Францией поступил на жалованье Англии.

Новое направление русской политики и ее цели выражены были в записке гр. Растопчина, написанной им по приказанию государя, вследствие бывшего по этому предмету разговора между ними, и представленной государю 30 сентября 1800 г. В отметках, сделанных на этой записке императором, видно, как глубоко потрясен он был изменой своих союзников. К словам Растопчина, что «Англия вооружила попеременно угрозами, хитростию и деньгами все державы против Франции», Павел Петрович прибавил: «и нас грешных»; против слов, что Англия «своей завистью, пронырством и богатством была, есть и пребудет не соперница, но злодей Франции» — император заметил: «мастерски писано!» Замечание Растопчина, что Австрия «подала столь справедливыя причины к негодованию государя» и «потеряла из виду новейшую цель своей политики» сопровождалось восклицанием Павла: «Чего захотел от слепой курицы!» План Растопчина в основание политики России полагал тесный союз с Францией, а целью его раздел Турции при участии Австрии и Пруссии. Одобрив записку Растопчина, Павел Петрович на заключительной ее части, где говорилось, что «Россия и XIX век достойно возгордятся царствованием вашего императорского величества, соединившего воедино престолы Петра и Константина», с грустью написал: «А меня все-таки бранить станут!-…

Личное настроение государя, выразившееся в этом замечании, вполне отвечало истинному положению дел. Три года деятельности неустанной, и разносторонней, основанной на искреннем желании добра и правды, — не принесли Павлу счастья, не привлекли к нему сердец его подданных: он не мог понять всей ошибочности своей системы. Напротив, он знал, что имя его внушает страх и недовольство и предвидел необходимость новой борьбы при дальнейшем ходе преобразований. Семейныя отношения императора, в особенности благодаря фаворитизму Лопухиной, вышедшей замуж за князя Гагарина в тщетной надежде противостать настойчивости Павла и потом сделавшейся оффициальной его фавориткой, также не могли действовать на него успокоительно. Еще в ноябре 1798 г. Растопчин писал Воронцову: «Я могу только негодовать, видя, что государь, расточивший вокруг себя миллионы благодеяний, не имеет у себя верных слуг. Его не любят даже собственные его дети. Великий князь Александр презирает своего отца; великий князь Константин боится его. Дочери, руководимыя, как и все прочие, матерью, смотрят на отца с отвращением. Между тем, все ему улыбаются»… Эти строки заклятаго врага императрицы Марии рисуют, разумеется, не чувства ее к супругу, а общую картину отношений, которые установились постепенно и бросались в глаза постороннему наблюдателю. Растопчин сообщал тогда же, что великий князь Александр во многом виноват пред своим отцом, а впоследствии рассказывал, что он имел в своем распоряжении бумаги Александра, которые могли бы погубить наследника, если бы они сделались известны его отцу. Это свидетельство человека, близкого к государю за последние два года его царствования, показывает, как легко было окружающим возбудить подозрительность государя против старшего его сына и объясняет рассказ о том, что Павел Петрович призвал однажды к себе великого князя Александра и, показывая на указ Петра Великого о царевиче Алексее Петровиче, спросил его, знает ли он историю этого царевича. Старшая и любимая дочь государя, великая княгиня Александра Павловна, уехала в Австрию, вместе с супругом своим, эрцгерцогом Иосифом, еще в ноябре 1799 г. По словам графини Головиной, император расстался с ней с чрезвычайным волнением. Прощание было очень трогательно: он беспрестанно повторял, что ее приносят в жертву.