Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Магадан был тогда невелик. Население его составляло приблизительно от 20 до 25 тысяч человек, за два года до этого оно, по данным статуправления, равнялось 10, а два года спустя, по сведениям Всесоюзной переписи населения, — 27 тысяч человек. Однако площадь, которую занимал этот город, мало отличалась от той, на которой он располагался на четверть века позднее. Границы города мало раздвинулись за это время. Город рос больше ввысь, чем вширь. Деревянные одно- и двухэтажные домики, главным образом, в послевоенный период уступали место каменным четырех- и реже пятиэтажным. Но это было позднее. Тогда уже существовали почти все улицы, известные в городе и теперь. Новые улицы появились не за околицами старого города, а большей частью за счет пустырей, которые они прорезали. Таковы улицы Горького и две улицы, окаймляющие площадь Горького и прорезавшие пустырь вдоль флангов здания Главного управления Дальстроя.

Тогда же на этом большом пустыре между улицами Пролетарской, Дзержинского, Колымским шоссе (ныне проспект Ленина. — Ред.) и Парковой, в центре его и в центре города располагался большой лагерь, обнесенный высокой оградой из колючей проволоки и охраняемый сторожевыми вышками на углах. Это сооружение сообщало всему городу непередаваемо унылый колорит, настраивавший вновь прибывшего на определенный, очень невеселый лад и оставлявший гнетущее впечатление.

На центральном перекрестке города при пересечении Колымского шоссе Пролетарской улицей на юго-восточном углу, там, где теперь стоит гостиница «Магадан» ( вернее, так называется ресторан при ней, гостиница же названия не имеет. — Ред.), находилась фабрика-кухня. Это была большая, единственная в городе столовая, занимавшая большое двухэтажное здание с неоштукатуренными, как и во всем городе, успевшими посереть бревенчатыми стенами. Это кулинарно-индустриальное название нарпитовской столовой было чрезвычайно популярно еще во времена первой пятилетки, когда я впервые познакомился с таким учреждением на Днепрострое.

Почему-то это учреждение в Магадане уже через три года захирело и перестало существовать. Весь второй этаж и часть первого заняло какое-то бюрократическое заведение. Продолжала влачить жалкое существование небольшая столовая. В 1950–1952 гг. эта столовая называлась рестораном «Арктика».

Недалеко от этого места, направляясь вечером первого проведенного в Магадане дня на фабрику-кухню вместе с братом Волей и его женой Лилей, чтобы утолить ненасытный голод, я вдруг увидел среди встречных прохожих знакомое лицо Кирилла Матвеевича Васюты — горного инженера-маркшейдера, которого хорошо знал по работе в Криворожском бассейне, познакомившись с ним больше восьми лет назад на Ленинском руднике, когда приехал туда на последнюю практику. Меньше всего ожидая здесь увидеть столь хорошо знакомого человека, я сперва, как говорится, глазам не поверил, подумал, что это только похожий на Васюту человек, но потом увидел, что он тоже, улыбаясь, смотрит на меня. Оказалось, что он уже отработал свой договорной срок три года в Оротукане и теперь уезжает домой в отпуск, после которого решил приехать опять. Он приглашает нас к себе, вернее, в квартиру своего знакомого, в которой временно остановился с женой и дочкой. Конечно, нам было очень интересно выслушать там рассказ о первых годах, проведенных им на Колыме, о работе, об условиях жизни, о климате и, главное, о том, как человек переносит свирепые колымские морозы.

Маленький поселочек Веселый в 5–6 километрах от Магадана на берегу бухты Гертнера, в котором мы жили 9 ночей и несколько дней, имел только одну улицу и не больше 2 десятков домишек. Он почему-то пустовал и поэтому давал приют таким, как мы, временным жильцам. Пять дней живя в нем, мы его почти не видели, уходя утром в Магадан и возвращаясь вечером в темноте, но потом наступили три праздничных дня, когда и в Магадане делать было нечего и выехать в дальнейший путь было нельзя. Пришлось бездельничать, отдыхая в поселке.

Один из этих дней мы с братом посвятили экскурсии в окрестностях поселка. Поднимались мы с несколькими такими же, как мы, молодыми людьми на одну из низеньких сопок, кажется, с правой стороны долины Магадана. Я не помню, что видели мы с ее вершины. Помню только, что сопка была низенькая, но с довольно крутыми склонами, покрытыми глубоким снегом, рыхлым и мягким, через который мы торили свой путь. Сопка была очень близко к поселку. Спутники наши мечтали вслух о находке золота.

Возле поселка было устье реченьки Магадан, или Магаданки, как называли ее жители, а на берегу морской бухты громоздилась узкая полоса грязного серого льда. В бухте вдали, в правой ее части, торчали из воды над морской гладью довольно высокие скалы, напоминающие паруса. Кажется, их называли «Сестры» или «Три сестры» ( видимо, имеется в виду о. Кекурный в бухте Гертнера, в которую впадает Магаданка. Этот остров жители Магадана называют Монах, острова же Три Брата находятся в правой части бухты Веселая на оконечности м. Восточный, и их с устья реки не может быть видно. — Ред.).

В праздничные дни мы собирались к отъезду, так как сразу после них нам предстояло двинуться в дальнейший путь, на этот раз в зимнюю замороженную тайгу. Естественно, что при отъезде из Магадана одним из наиболее интересовавших нас предметов был мороз. Нам сообщили, что на трассе уже минус 40 градусов, а в Магадане с его мягким морским климатом зимой ниже минус 20 мороз бывает не часто. Помню, один из магаданских бухгалтеров выразил сомнение, что на трассе такие холода. Несомненно, он руководствовался магаданским опытом.

Наконец, наступает и день, когда нам приходится отправляться дальше. Едем мы на трехтонном грузовике ЗИС-5, одном из царствовавших тогда на всех автомобильных трассах Дальстроя. Мы с трудом помещаемся в его тесном кузове, сидим на дне, вытянув ноги и прислонясь спинами к стенкам. Сверху нас защищает фанерная коробка, или так называемый каркас, — ящик, устроенный над кузовом. Он не имеет задней стенки, никаких окошек или отверстий впереди и по сторонам, а также никакого отопления.

Вся задняя часть кузова занята багажом едущих. Им заложены и боковые части большого заднего отверстия, чем частично заменена отсутствующая стенка. Между чемоданами и багажными тюками оставлен только узкий проход, позволяющий с трудом проползать на коленях.

Это окошко сзади и отверстие величиной с ладонь в передней стенке нашего вагона левее кабины грузовика позволяет мне, сидящему у левой стенки, изредка бросать тоскливые взгляды вперед или назад. Снаружи, за фанерной стенкой нашего собачье-человеческого ящика, было до 40 градусов мороза. Немногим меньше, должно быть было и в нашем помещении, согреваемом только дыханием двенадцати или четырнадцати человек. Но нам не было холодно, потому что мы были сравнительно тепло одеты: в ватных брюках и телогрейках, в овчинных нагольных полушубках, в таких же шапках и рукавицах и в валенках, которыми нас снабдили в Магадане.