Виктор Володин - Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов

Вероятно, немалую роль играло и то, что машина все время шла, трясла нас на ухабах и не оставляла нас в неподвижности. Кроме того грела, должно быть, и молодая еще тогда кровь. Мне теперь трудно объяснить, почему же нам, и мне в частности, почти совсем не было холодно, несмотря на то что мороз был немаленький, отопления не было никакого, одежда наша была лишь относительно теплой, и за весь наш путь, продолжавшийся больше суток, мы лишь 2 или 3 раза останавливались в трассовских столовых, чтобы подкрепиться там горячей пищей.

Путешествие наше в Усть-Утиную длилось долго. Больше суток потребовалось, чтобы преодолеть эти 550 километров. Долго тянулась ночь на заснеженной белой дороге, и, помню, мне все время вспоминалось «Белое безмолвие» Джека Лондона и, собственно, не содержание повести, а только название ее, и притом оно каждый раз как-то выплывало в памяти и каждый раз с ошибкой — «Белое молчание», а не Безмолвие, и каждый раз я себя поправлял. Мне вспоминался Север по описаниям Джека Лондона, унылые пейзажи, которые я видел теперь воочию. Чахлая растительность, изуродованные ветрами мелкие лиственницы на громадных водораздельных пространствах Дедушкиной Лысины ( название перевала на 230-м км основной трассы, где ранее находился поселок дорожников Поворотный, федеральная дорога М56. — Ред.) и других — невеселые картины.

Я коротал эту длинную ночь без сна, смотрел и смотрел на зимние северные пейзажи. Помню остановки на заправочных станциях, где стояли грузовики с работающими моторами. Нередко на таких станциях наблюдались устройства для заправки радиаторов горячей водой. Здесь стояли машины с неработающими выключенными моторами. К каждому месту стоянки автомашины была подведена труба, подающая горячую воду для того, чтобы легко можно было завести двигатели на морозе.

Настроение у меня было невеселое, потому что все время помнилось о продолжительном сроке, который отделял нас от ближайшей возможности вернуться домой. Мы не знали еще, что этот срок в действительности растянется почти во много раз, окажется таким бесконечно длинным и отнимет если не всю жизнь, то все лучшие ее годы.

Потом морозная зимняя ночь уступила место такому же морозному утру и дню. Стало светлее, и можно было уже смотреть не только в переднее узенькое отверстие, где ночью подсвечивали фары, выхватывавшие участки леса на обочинах дороги, но и в заднее окно между чемоданами, где обзор был шире и лучше. Ехать все еще оставалось далеко.

Но все на свете имеет конец. Дождались и мы конца этой длинной поездки. День склонялся к вечеру. Наступили вечерние сумерки, когда наш ЗИС-5 остановился перед двухэтажным деревянным домом из неоштукатуренных бревен, потемневших от времени, в небольшом таежном поселке, стоявшем на берегу Колымы.

Помню, мы еще не выбрались из нашего неуютного собачьего ящика, остро диссонирующего с модным тогда ходульным выражением «забота о живом человеке», как в нашу незакрытую дверь заглянула «фифа» из отдела кадров и спросила, какие специалисты прибыли. Как будто нельзя было подождать с этим вопросом до завтра.

Итак, в сумерки 10 ноября 1938 года мы прибыли в Усть-Утиную — временную резиденцию Юго-Западного горнопромышленного управления (ЮЗГПУ), где мы должны были получить назначение на работу. Еще не кончился рабочий день, и мы еще успели повидать знакомого по Магадану А. М. Фиша, который здесь был начальником отдела россыпных разведок, и немного знакомого по Днепропетровску Б. Л. Флерова, учившегося когда-то с одним из наших двоюродных братьев в Горном институте и служившего здесь начальником геолого-поискового отдела. Борис Леонидович Флеров отвел нас в одну из комнат на первом этаже и познакомил с геологами начальниками партий Виктором Тихоновичем Матвеенко, Ильей Романовичем Якушевым и Борисом Борисовичем Лихаревым. Все трое работали на олове и, по мнению Б. Л. Флерова, разговор с ними был бы для нас интересен. Но они продолжали начатый до нашего прихода разговор, который не касался, правда, геологии, а вертелся вокруг таежных приключений, романтики, экзотики. Рассказывал В. Т. Матвеенко о нападении беглецов на базу его партии на берегу Колымы и о том, как ему удалось решительными действиями отнять у беглецов украденное ими продовольствие партии. Разговор шел в длинной узкой комнате за столом, стоявшим у средней части правой глухой стенки, вдали от окна. В. Т. Матвеенко сидел на стуле возле этого стола, И. Р. Якушев сидел на столе, свесив ноги, а Б. Б. Лихарев стоял, как и мы. Нам было интересно слушать рассказчика, и мы не перебивали его вопросами. Из этих троих геологов только И. Р. Якушев приехал месяца на четыре раньше нас, а два других работали на Колыме уже по нескольку лет и казались нам местными старожилами.

Геолог, ученый. Закончил Днепропетровский горный институт. Работал в Восточно-Забайкальской геологической партии. На Колыме с 1931 г. Участник Второй Колымской экспедиции. С 1939 г. работал главным геологом Тенькинского и с 1941 г. Янского ГРУ. Первооткрыватель месторождений олова и золота на Колыме, в частности Бутугычагского.

С 1958 г. работал в Якутском филиале АН СССР. Лауреат Сталинской премии I степени (1946 г.). Доктор геолого-минералогических наук. Награжден орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета» и медалями.

На другой день познакомились мы с начальником управления Ткачевым, его заместителем Матвеевым и главным инженером Овечкиным. Главного геолога я не помню. Его, по-моему, почему-то не было, и его обязанности выполнял Б. Л. Флеров, который был здесь заслуженным человеком, ведущим специалистом по олову, открывшим два года назад довольно крупное и в своем роде уникальное оловянное месторождение «Бутугычаг».

Именно на рудник, работавший теперь на этом месторождении и имевший тоже труднопроизносимое название, был назначен Всеволод с женой, а меня решили отправить в другую сторону, на рудную разведку имени Лазо на Сеймчане.

Путь брата лежал теперь обратно к Магадану и, не доезжая до него 90 километров, поворачивал направо на запад и продолжался еще около 230 км. Сборы их были недолги, и вскоре они отправились на свой рудник, а я остался в управлении готовиться к своей работе. Мне нужно было прочесть довольно большой отчет Владимира Алексеевича Титова, открывшего это месторождение в предыдущем году, и познакомиться с полевыми материалами Дмитрия Петровича Васьковского, работавшего в текущем году там же, производя крупномасштабные детальные исследования склонов и поиски рудных тел. Выслушивал я и рассказы Д. П. Васьковского о работе на этом месторождении. Помню, рассказывал он мне и о коде, обусловленном им с прорабом Бандурой, руководившим теперь разведкой на рудном месторождении. Этот код нужен был для передачи по радио рекомендаций, полученных в результате камеральной обработки данных исследований. Помню, рекомендация заложить канаву на участке № 3 звучала так: зарезать корову в стаде № 3. Впрочем, не ручаюсь за то, что коровой называлась у них именно канава, а не, скажем, штольня.