Илья Старинов - Мины ждут своего часа

Вошли в лесок. Вечерело, и в залитом потоками дождя подлеске уже густела темень. Командующий внезапно остановился, прислушался. Прислушались и мы. Сквозь шум мокрой листвы донеслись чавканье конских копыт и скрип тележных осей.

Приблизилась головная подвода. Командующий вскочил на нее.

— Садитесь на следующие, — негромко приказал он. Мы двинулись в глубь ночного леса. Ехали долго и остановились неожиданно.

— Здесь разбить палатку, — раздался из темноты голос Якира.

Разбивка палатки — дело привычное и несложное. Полотняный шатер поднялся посреди небольшой поляны. Внутри засветился зажженный кем-то фонарь.

— Ну и конспираторы! — с досадой бросил командующий. — Свет-то за сотню метров видно. Немедленно замаскируйте!..

Все десять человек, принимавших участие в закладке скрытой партизанской базы западнее Коростеня, вблизи Олевска, сбились в палатку…

Идея создания таких баз, где хранились бы оружие, взрывчатые вещества и боеприпасы на случай вражеского нашествия и необходимости партизанской войны, принадлежала Михаилу Васильевичу Фрунзе. Михаил Васильевич считал подготовку к партизанской борьбе одной из важнейших задач Генерального штаба Красной Армии.

Много внимания ее осуществлению уделял Якир. Организация многочисленных партизанских баз вдоль нашей западной границы проводилась им в 1931–1933 годах, одновременно со строительством укрепрайонов.

…Когда мы выбрались из палатки, дождь сыпал по-прежнему. Ночь уже опустилась на лес, и темень стояла хоть глаз выколи.

Недавно в этом районе проходили общевойсковые учения. Местность была изрыта окопами и ходами сообщений. Один из окопов мы использовали для закладки оружия и боеприпасов. Чтобы тайник не удалось обнаружить любопытному глазу, сделали глубокую нишу, вывели в стенке окопа ее под самые корни могучей березы.

Работали посменно. Командующий тоже снял гимнастерку и вооружился саперной лопатой.

— Оденьтесь, Иона Эммануилович. Вам нельзя, — забеспокоился адъютант В. А. Захарченко.

Он надвигался на Якира с распяленной в руках гимнастеркой.

— Чего там нельзя, — попытался упорствовать Иона Эммануилович, но вдруг согнулся и зашелся в кашле. Лицо его побагровело.

— Простудитесь, товарищ командующий, — поддержали мы адъютанта, не догадываясь, однако, что у Якира туберкулез легких.

Иона Эммануилович переждал, пока пройдет приступ кашля, махнул рукой и потянулся за гимнастеркой. Но от места работы не ушел, оставался возле окопа, пока мы не загрузили и не утрамбовали нишу.

Уже светало, когда мы закончили все, тщательно уничтожив признаки своего пребывания здесь. Теперь никто из посторонних не мог бы догадаться, что под корнями могучей березы, под штабелем старых, полусгнивших дров находятся склад оружия для крупного отряда и такое количество взрывчатки, которого достаточно, чтобы устроить крушение десятков поездов и подорвать сотни вражеских автомашин.

К утру прояснилось. Показалось солнце. Потеплело. Хорошо нам тогда дышалось в олевском лесу! И возвращение было веселым.

А потом последовали другие городки и села, другие леса, другие березы, другие балочки…

Надежно спрятанные в земле оружие и взрывчатые вещества ждали своего часа. Но, раньше чем пришел этот час, скрытые партизанские базы были опустошены, безусловно, с ведома и, наверное, даже по прямому приказу Сталина.

Оглушающе ревут моторы транспортного самолета. Дрожит и вибрирует фюзеляж. Машина набирает высоту.

Где-то внизу, под тонким днищем воздушного корабля, далекая, погруженная в ночную темень ленинградская земля.

Как всегда перед прыжком, я начинаю ощущать сердце. Оно ширится и норовит вырваться из груди.

Врачи категорически запретили мне прыжки с парашютом. Однако я не обращаю внимания на этот запрет: мне, начальнику школы, нельзя не прыгать. Как я буду обучать технике своих партизан, если не смогу видеть учеников в деле?

И я прыгаю.

Но сегодня прыжок необычный — ночной. Может быть, поэтому сердце ведет себя особенно плохо?

Исподтишка в душу закрадывается трезвая, разумная мысль: с моей болезнью лучше поберечься…

Нет ничего опаснее подобных трезвых мыслей. Но я уже приучил себя не поддаваться слабости. И когда пилот поднимает руку и оборачивается, давая знак, что пора выбрасываться, я встаю, словно только этого и ждал. Люк распахнут. Бойцы наверняка не отрывают глаз от моей фигуры, застывшей над черным бездонным провалом…

Вперед!

Холод, темнота, стремительное падение. Дергаю кольцо. Кажется, парашют никогда не раскроется. Но это обман чувств: при выбрасывании доли секунд превращаются в секунды, а секунды — в минуты.

Меня встряхивает. Наконец-то! Теперь все в порядке. Сердце бьется уже спокойно, и, как обычно, хочется почему-то петь.

Земли, правда, не видно. Но если рассуждать здраво, кроме как на землю, мне опускаться некуда. Разве что угожу в реку или спланирую на лес?

Пытаюсь угадать расстояние до земли. Подтягиваю ноги. Готовлюсь вовремя погасить парашют.

И все же точно рассчитать приземление не удается. Опускаюсь грузно. Хорошо, что под ногами луг.

Поднимаюсь, невольно отряхиваюсь, оглядываюсь. Смутно темнеет недалекий лес. Слева веет сыростью. Наверное, там водоем. А вверху, блуждая среди звезд, рокочет наш самолет. Там мои ученики ждут сигнала с земли, моего сигнала о том, что все хорошо, место для приземления найдено.

Развожу огонь.

Рокот самолета, ушедшего было в сторону, становится все слышнее. И вот машина над моей головой.

Значит, товарищи уже прыгнули.

Жду их, радуясь хорошему началу. Последние дни пришлось поволноваться. Ведь как-никак, а мы приехали в Ленинградский военный округ не в гости, а на маневры. Приехали демонстрировать опыт по разрушению тыла «противника». Нам нельзя ударить в грязь лицом.

Нельзя, хотя это наш первый ночной прыжок!

Количество прыжков никого не интересует.

От нас ждут успешных дел, а не ссылок на непривычные условия. Впрочем, похоже, что ссылаться на условия не придется. Все идет как надо…

Кое-кому из бойцов не повезло: приземляясь, не сумели погасить парашют, получили растяжение связок, вывихи, ушибы. Однако из игры никто не вышел. Пострадавших перевязали, и они продолжали действовать.

На маневрах в ЛВО осенью 1932 года перед нами, партизанами, ставились в качестве главной задачи захват штабов и разрушение транспортных средств «врага». Я, конечно, не упустил случая: добился разрешения устроить «крушение» поездов с применением замыкателей и взрывателей.

Участок, отведенный для наших операций, тщательно охранялся. Охрана «противника» успешно срывала нападения на железнодорожные станции и крупные мосты, но обеспечить безопасность движения поездов она все же не смогла. На десятикилометровом отрезке железнодорожного пути партизаны-минеры установили десять мин. Девять из них сработали очень эффектно под учебными составами. А вот с десятой получился конфуз. Мы не успели снять ее до начала нормального пассажирского движения, и она грохнула под пригородным поездом. Услышав взрыв и заметив вспышку под колесами, машинист решил, что это петарда, предупреждающая о неисправности пути. Он резко затормозил. На полотно высыпали пассажиры. Никто ничего не мог понять.